Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

выражаются земские начальники, "критерий". Начинают выдавать с одной лошади, одной коровы и одной козы. Тут также кроется большое "недоразумение". Год настолько тяжелый, что никакой хозяйственной разницы между этим "критерием" и двумя-тремя лошадьми с коровами и козами нет.

Если не выдавать ссуды всем, исключал богачей, имеющих свой хлеб, то те, которые стоят выше "критерия", непременно перейдут в разряд нищих. Предстоит еще ведь длинная холодная зима...

Вообще ссуда в такой постановке только не даст сейчас умереть с голода, истощенья же, обнищания и падения среднего крестьянства не остановить.

Но все таки она — помощь. Желанная, долго ожидавшаяся. Лучше что-нибудь, чем ничего.

В тех местах, где еще не было ссуд, я слышал унылую песню:

— Нет никакой помощи... Хоть ложись и помирай!

Что только ни делали? Составляли приговоры и рапорты. Просили, умоляли, падали на колени... Ничто не помогало.

Один земский начальник в ответ на просьбу башкир о помощи сделал неприлично-оскорбительный жест. Башкиры не выдержали и избили его.

Так "помогал населению" князь Шаховской, известный всему уезду и даже губернии под кличкой Вово".

Губернатор Башилов уволил "Вово", и тот куда-то исчез, не сдав даже дел своему преемнику.

Другой земский начальник сказал крестьянам, просившим у него помощи:

— Жрите хоть снег!..

Этот не был избить.

— У меня участок не настолько культурен, — говорил он, — чтобы бить земского начальника.

Остальные просто выгоняли просящих.

Земские сидели спокойно в своих участках, не хлопотали, не ходатайствовали, а отписывали о неурожае в казенных выражениях. Продовольственной ссуды они не желали, так как "она развращаете население". В общественные работы не верили. Заниматься столовыми не было у них ни времени, ни людей, ни охоты.

Они усвоили себе казенное убежденье за № таким-то, что "голодных смертей у нас не может быть", о голоде "много кричат", "голодные болезни бывают каждый год"...

В Уфе тоже больше искали:

— Нельзя ли кого-нибудь привлечь к суду за превышение власти или за бездействие?

А по поводу голода только фантазировали:

— Хорошо бы выпахать снег на полях!

Или:

— Недурно бы привить населению в качестве пищи бессарабскую мамалыгу!

Был даже разослан рецепт составления этой мамалыги.

Впрочем, пытались помогать. Земским начальникам были посланы 10 тысяч на губернию. О них я вскользь говорить ранее. Каждый здешний земский получил по 600, 1000 или 1800 рублей.

— Что с ними делать? — спросили земские.

— Кормите голодающих!

Земским показалось это неопределенным. Они затеяли переписку.

— Каких голодающих? По какой статье?

А некоторые к тому же недоумевали:

— Какова форма отчетности?

Из губернии было разъяснено:

— Устраивать столовые по 92-й статье.

Земские могли бы ответить:

— Это все равно, что кормить мамалыгой.

Но предпочли просто:

— Не кормить. Деньги же держать у себя.

С казенной точки зрения они были правы. 92-я статья говорит о кормлении сирот, калек, а также не имеющих земли. Таких в каждом селе не более 3—4 человек.

— Нельзя же из-за трех человек устраивать столовые? — говорили земские.

— Если же кормить на эти деньги вообще голодающих, то можно попасть под суд, — указывали они. — Контрольная палата и съезд сделают начет, и пожалуйте на цугундер!

— Не требуйте от нас геройства, — говорили они.

Народ молил о помощи, а деньги лежали...

Я слышал, что эти несчастные 10 000 рублей передали земству, не стесняя его никакими статьями.

Население, не получая ниоткуда помощи, с вожделением поглядывало на свои общественные магазины.

В самом деле, получалась дикая несообразность:

— Народ голодает, болеет от недоедания, истощается, лишается скота, а в общественном магазине лежат сотни пудов его хлеба!

Не для крыс же этот хлеб приготовили?

Обращались к земским начальникам:

— Дайте!

Кое-где дали, по закону, только очень бедным, иногда даже тем, которые не участвовали, по бедности, в засыпке. Тем же, которые засыпали, отказывали. В деревне это кажется несправедливым. Там держится иной взгляд:

— Я засыпал, — мне мое и отдай!

Нынешний голодный год утвердил такое понятие:

— Кто ныне богат? У всех хлеба нет. Все бедные.

Начали думать, как обойти земского начальника. Жизнь вырабатывает пути... Просто самовольно разбирали магазины.

В Стерлитамакском уезде было много таких случаев. Земские смотрели на разбор сквозь пальцы:

— Три дня ареста.

Обыкновенно староста уезжал в этот день по казенной надобности и забывал на столе ключи от магазина.

Народ брал "забытый" ключ и отпирал магазин. Спокойно делил хлеб: кто сколько засыпал, тот столько и получал. Старостину долю оставляли в углу магазина.

"Комар носа не подточит". По мнению крестьян, не было наличности ни взлома, ни грабежа.

— Просто пришли и взяли свое без насилия!

Иногда процедура разбора разнообразилась. Дверь даже не отпирали, а с замком снимали с петель.

В этом случае как-то особенно тянули все за веревку и снимали дверь под звуки:

— Э-э-эй, ухнем-м!

Все-таки не везде разбирали. Во многих селах "согласу не было".

— Хоть и три дня, а сидеть не хочется!..

Так наша действительность приучает деревню к беззаконию. И на самый закон устанавливает странную точку зрения: "Закон — по улице протянутый канат". Через него можно перешагнуть, под него подлезть, его обойти...

21.

Голодный хлеб. — Обмороки детей в школах. — Попытки насилий. — Наказанный мулла. — Хищники. — Уфимская организация.

Село Дедово — центр большого района Стерлитамакского уезда.

Тут оживление. Много энергичной, хорошей интеллигенции.

Из этого угла дважды раздавались печатные призывы о помощи. Одно письмо было написано А. О. Вальтером, управляющим именем А. И. Кузнецовой, другое исходило от имени участкового санитарного попечительства.

Меня здесь познакомили с "вещественными доказательствами" голода — с образцами "голодного хлеба".

Тут целых два склада его. Два голодных музея. Один — у земского врача, другой — у землевладелицы А. Д. Лашкевич.

Каких только "пород" в этих музеях нет!

Черная, сожженная в золе башкирская лепешка. Бог знает, из чего она сделано. На вид простой уголь.

Большая краюха какого-то не то "кизяка" (материала для топки печей), не то простой смеси овсяной шелухи с землей.

Грешный человек, не верю я в подлинность этого кизяка-хлеба. Нигде в избах я не мог достать его. Возможно, что таким хлебом кормят где-нибудь скот... Но... людей! Трудно допустить. Принес этот образец башкирин и сказал, что таким хлебом питается его семья...

Смесей вообще много. Муку мешают с дикой гречихой. Такая смесь стоит в цене чистой муки (1 рубль 20 копеек пуд). Смешивают с овсом. Пуд