Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

Еще в Киргизмияках я видел восемь детских столовых, открытых на средства уфимского комитета. Помощь пришла в нужное время, 400 детей были избавлены от истощения и, может быть, от смерти.

В Дедове комитет опирается на участковое санитарное попечительство. Это учреждение тоже общественное, неадминистративное.

Я склонен думать, что, как ни тяжело живется в провинции, все-таки там можно, если захотеть, кое-что сделать хорошее. Конечно, усмотрение, гнет, жестокость, — все это так. Но для высших распоряжений всегда находятся самые наизаконнейшие обходы, а для смягчения местного гнета устанавливаются хорошие людские отношения, которые обязывают... Везде ведь люди.

Губернские земства учредили когда-то санитарно-благотворительные попечительства. Чуть ли не во всех земских губерниях они есть, но, конечно, ничего не делают.

В Дедове же такое попечительство ведает дело помощи голодающим. Собирает частные пожертвования. Открывает столовые.

Состав его пестрый: священники, начальник почтового отделения, земский врать, учительницы, управляющий имением, землевладелицы и даже два земских начальника.

Душа попечительства — энергичный земский врач М. Г. Кушнир.

Взгляды и политическая убеждения у всех их разные. Но дело одно. Оно и объединяет всех.

22.

Постепенное истощение и смерть от голода. — Что такое голодный тиф?

Умерли три женщины...

— Неужели от голода?

— Позвали меня для исповеди, — рассказывал кармальский священник отец Никитин, — вижу — лежат, не могут двинуть рукой. "Что с вами?" — говорю. "Есть нечего, батюшка". Причастил я их, исповедал, а потом... и схоронил.

Он говорил это мистическим шепотом, с ужасом в лице.

— Звали доктора?

— Нет, не обращались,

— От какой же, по-нашему, болезни они умерли?

— Не знаю... жаловались они только на одну слабость, а она явилась, знать, от голода.

— И никто не помог им куском хлеба?

— Нанесли им пирогов, когда было поздно... Не ели уже они, умирали,

Я спросили о семьях их.

— Много таких у нас семей, — сказал священник. — День едят, день нет. Как живут, — Бог их знает.

Так как это не жизнь, а одна нудная, ноющая застарелая язва, то грань, отделяющая смерть от такой жизни, совсем бывает стерта. Ее нет. При жизни уже начинается смерть, и все человеческие понятия и самая человечность принимают очертание какой-то уродливой простоты.

Умирают, как живут. Не слышно, не видно.

Я видел людей, которых голод приводил к веревке. Но это — исключительные натуры, и самые случаи такие — исключительные.

Русская крестьянская смерть — тихая. Наш мужик даже и умирая от голода, словно стремится не тревожить любезное начальство, так как знает, что у этого начальства и без того много забот о нем...

— Две старухи у меня в приходе умерли, — рассказывал мне другой испуганный батюшка.

— От голода?

— Да, — опасливо сказали он.

Им было за шестьдесят. В трудовой крестьянской семье они были обузой, так как даже прясть не могли, — руки тряслись и глаза были плохи. Словом, работы от них не видели, а пищу им подавай. Когда был урожай, на них в семье смотрели молча, равнодушно. Но подошел голод, и бедные старухи стали лишними, ибо, не производя, потребляли ценности. Им открыто заявили:

— Умирайте!

Старухи сами искренне желали своей смерти, ибо были убеждены, что жить они права не имеют.

— Не работницы мы... Поэтому и жить нам не стоит. Зря только хлеб едим.

Но смерть сначала отнеслась к ним юмористически: как они ни звали, не приходила.

Когда голод усилился, само собой создалось положение, что старух стали "обносить". Нынче дадут кусок, завтра "забудут". Ребята едят, сами хозяева (сын и дочь старух) тоже жуют, а старухам нет. Они уже знают причину и не просят. Делалось это не потому, что сознательно хотели уморить голодом, — нет, просто хлеба осталось мало. Есть в сусеке пуд, но это последний пуд. Съедят его, — надо будет вести на базар лошадь, продавать ее за 6 рублей. А с лошадью уже закрывался для семьи горизонт. Помощи не было ниоткуда.

Рассуждения были страшно-логичны: старухам все равно помирать, а из ребят работники выйдут...

Когда корабль тонет, сбрасывают груз в море. И если нужно сбросить человека, то те, кто остаются жить, не задумаются это сделать...

Старухи, не доедая, стали слабеть. А потом легли на постель и объявили, что они умирают. В семье стали креститься:

— Слава Богу! Лишний рот с плеч долой!

Крестились и старухи:

— Слава Богу.

Они пожелали причаститься и перед исповедью сказали священнику:

— Голодно, батюшка...

— Давно ели?

— Вчера сын кусок дал, пожалел. Ему, кормильцу, невмоготу: хлеба-то нет, а семья вон какая!

Священник принес умирающим хлеба. Потом зашел навестить. Старухи ему сказали:

— Хлеб-то твой ребятенки-внуки растаскали. Голодные, ведь... Мы не успели куска в рот взять...

Он снова принес им хлеба. Но дети опять растаскали. Наконец, он дал женщинам кусок и остался сидеть около них. Ребята подскочили и стали вырывать у них хлеб. Произошла свалка. Слабые старухи защищались, не давали, прятали кусок под одеяло, спешили есть. А голодные ребята рвали...

В конце концов старухи умерли:

— От "слабости"...

Такова общая типическая смерть, Я всюду слышал рассказы о ней. Они варьировались. Там умерли так старухи, тут — старики, а в ином месте — дети.

Вода подступала, и за борт корабля выбрасывалось все лишнее, слабое, потом среди сильных слабейшее, а затем исчезали в пучине и сильные...

Об одном мужике я слышал такой рассказ:

— Есть было нечего... Истощал. Лег... Умер. Соседи узнали, что он умирает с голода, только тогда, когда исправить было нельзя. Принесли хлеба, а ему уже было ничего не нужно...

Батюшка рассказывал о двух умерших старухах в присутствии одного земского начальника. Когда он закончил, невольно явился вопрос:

— От чего старухи умерли?

Священник сказал:

— От голода.

— Чепуха, — возразили земский начальник. — У нет нет смертей от голода.

Он, был прав и не прав в одно и то же время. Конечно, у нас нет таких смертей от голода, как в Индии: там во время голода тощие, исхудалые люди сидят на улицах и ждут смерти. Неделями они не видят никакой пищи.

Было бы просто стыдно переживать такую картину.

Такого страшного голода у нас нет. Но голодные смерти все-таки есть. Они только принимают иную, малозаметную, не бьющую в глаза форму.

В России