О мясе, кулинарии и убийстве животных - Уайатт Уильямс

«Все животные здесь родом из Арктики. Будь как у себя дома. Если хочешь, можешь делать фотографии и задавать вопросы. К сожалению, здесь ничего не продается».

Мне почти и не надо было задавать вопросов. Он говорил и говорил, пока я пытался понять, что это за место, что он называет музеем.

Казалось, можно уловить тот момент, когда это было небольшой домашней коллекцией. У стены было несколько китовых костей, а на полках стояли маленькие животные. В боковой комнате стояли витрины с поржавевшим металлом и изношенным деревом. Они выглядели так, что могли бы быть частями привезенных полтора века назад китобойных судов янки. Вполне.

«У меня почти не было денег, когда я приехал сюда. Мне нужны были некоторые вещи, они продавались в городе, но они стоили больше, чем я мог себе позволить. Поэтому я пошел на пляж и нашел там какие-то кости и прочие штуки, и в итоге я стал собирать вещи с пляжа и из других мест», – сказал он.

Было сложно сконцентрироваться на чем-то одном, потому что перед любым предметом стоял какой-то другой. Перед одной полкой с животными Джо держал другую полку, которую он построил, чтобы вместить больше животных. Здесь было много чего другого: банки местного пива Carling Black Label, упаковки от бигмаков из «Макдоналдса», сломанные ружья и вырезки из газет в рамках, картины и фотографии, шкуры и перья, животные и рисунки.

Джо рассказывал, что сорок лет назад он приехал сюда, потому что хотел чего-то простого. Он хотел увидеть полярного медведя. Он не мог объяснить, зачем ему видеть полярного медведя. Он просто сказал, что был молод и это было то, чего ему хотелось. А потом он хотел чего-то еще. Затем он снова чего-то хотел.

Такое бывает, когда ты хочешь что-то понять, когда ты хочешь узнать все, что ты можешь знать. Это прекрасное желание собрать все на свете и организовать то, что тебе удалось собрать так, чтобы коллекция отражала весь мир вокруг, так, чтобы все, что было раньше неизвестно и необъяснимо в окружающем тебя мире, можно было бы увидеть сразу. Этого пытаются добиться карты, музеи, книги и фермы. Они пытаются сделать мир постижимым. Они упорядочивают природу. Они пытаются объяснить порядок животных. Проблема в том, что мир нельзя так свести к порядку, его не охватить одним взглядом. Его нельзя сделать меньше ни на сантиметр. Единственная настоящая карта любой территории – это сама территория. Но мы продолжаем пытаться понять. Это простое человеческое желание. Мы продолжаем расширять свои убеждения и музеи, добавляя в них животное за животным, кость за костью, пока вовсе не останется места. То, что у нас получается, не так велико, как мир, и настолько меньше тайны, которая его окружает. Неудавшиеся собрания сломанных мужчин. Плохо освещенные комнаты, полные бесполезного мусора.

Перед уходом я спросил у Джо, зачем он создал это место. На что он надеялся при создании этой коллекции? Что, по его мнению, она означала?

«Через сто лет, когда меня уже не станет и тебя уже не станет, мне бы хотелось, чтобы это место воссоздали в таком же виде в этом городе и назвали бы Музеем Джо Развозчика Воды. Как сейчас есть музеи Ли Харви Освальда, Абрахама Линкольна и Джона Кеннеди. Я был в третьем классе, когда Кеннеди застрелили. Я не был на месте, где это случилось, но я помню это событие. Помню, что, когда его застрелили, об этом говорили по всем новостям, а бабушка плакала неделю после этого. Все помнят, где они были, когда Кеннеди застрелили, когда застрелили Джона Леннона. Есть такие вещи, о которых, когда люди приходят в музей через сто лет, они могут пойти туда и сказать: “О, я слышал о Джо Развозчике Воды”. Мне бы хотелось, чтобы было так».

Вот еще один важный момент многих историй о мире. Часто они рассказывают нам о человеке, рассказывающем их.

* * *

В последний свой день в городе я немного побродил без какой-то определенной цели, задержавшись на пляже, чтобы сделать несколько фотографий того, что было бы рассветом, если бы солнце до этого село. Я прогулялся между старыми домами. Выпил кофе. Я сходил на кладбище и сфотографировал пластмассовые цветы. Я уже не мог ответить на вопрос, что я здесь ищу. Когда я шел по гравийной дороге, проржавевший красный пикап остановился рядом со мной, и водитель опустил окно.

Это был Абель, сосед Эндрю. Мы познакомились на «Налукатаке» за пару дней до этого. Он спросил, куда меня подвезти. Он ехал за водой, смогу ли я помочь? Конечно.

«Ты как-то сказал, что ты писатель. Что за историю ты хочешь написать? Что ты хочешь узнать?»

Я сказал ему, что я приехал сюда за китами, что я хотел попробовать мясо кита, но еще я хотел побольше о них узнать, все, что только возможно, что моя работа в основном сводилась к тому, чтобы ездить в разные места и задавать людям вопросы, записывая все, что они говорят и делают. Я сказал, что понял, что мне нужно поговорить с охотником, с кем-то, кто мог бы мне рассказать о том, как убивают и едят китов.

«А ты не охотник?» – спросил я.

Он ответил, что ходит на охоту всю жизнь.

«Можешь рассказать мне про китов?» – спросил я.

«Мне не хочется все это вспоминать сейчас», – сказал он.

Его ответ принес мне облегчение. Сидя в пикапе Абеля после похода в музей Джо, я уже не хотел делать все то, что предполагается моей работой. Я не хотел приставать к кому-то, пока мне не расскажут то, что я хочу узнать. Я не хотел быть тем парнем, который приходит куда-либо только для того, чтобы найти историю, которой он дополнит свою коллекцию фактов.

Так мы остановились и загрузили воду, я помог Абелю и сказал, что он может высадить меня, где ему удобно, потому что у меня не было никаких планов.

Но тогда он сказал: «Давай я покажу тебе одно место».

И мы поехали до самого конца дороги мимо шоссе эпохи холодной войны, мимо сиреневого футбольного поля, мимо лагерей охотников на уток, где дорога уперлась в пыльный круг. Отсюда было видно только длинную полосу гравия, ведущую до линии горизонта, и тающий лед со всех сторон. Между нами и тем местом висел знак: НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ. Он сказал,