Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

Автомобиль, из стёкол которого торчали белые ленточки, был нами остановлен. В нём находилась семья с двумя маленькими детьми. Они собирались ехать в Ближнее, в село под Волновахой, где находились пожилые родители и лекарства для маленькой девочки — та была больна эпилепсией. Но ехать в Ближнее было плохой идеей. В Ближнее прилетало, дорога была разбита снарядами, гусеницами и распутицей, и проехать туда на легковом транспорте было очень затруднительно, если невозможно.

Пассажирам легковушки нами было навязано более разумное предложение — ехать в Бугас. Там было относительно безопасно, и там собирали беженцев из Волновахи в колонну. Но молодая мамаша была растеряна, она смотрела на нас глазами испуганной крольчихи, пыталась возражать, её голос дрожал, она жалобно причитала, что ей надо в Ближнее. Она не понимала, что сейчас в Ближнее дорога может оказаться очень дальней. Она была готова расплакаться. Она не понимала, что происходит.

Честно говоря, я тоже до конца не понимал, что происходит, когда получил приказ сесть за руль нашего джипа. Я и сам находился только в стадии адаптации к военным условиям и пребывал в состоянии прострации. Я не мог ещё свыкнуться с мыслью, что вполне возможно именно сейчас прилетит какой-нибудь кусок железа и всех нас убьёт — такая необратимость казалась мне ужасно несправедливой. Всего-то несколько недель назад я жил привычной питерской жизнью и не верил, что начнётся война. А тут такая смена обстановки. А так как провожатый «спартанец», который нас привёз в Волноваху, оставался здесь, то на меня в этот самый конкретный момент взвалилась большая, как мне казалось тогда, ответственность — проехать под возможным обстрелом два километра по засыпанной осколками трассе, где тут и там стояла раскрученная бронетехника.

— Ты готов? — спросил меня Семён, военкор гораздо более опытный, но не умеющий водить.

Я кивнул.

— Ты должен ехать с максимально большой скоростью! Дави на газ! А вы езжайте за нами! Не отставайте! — сказал он отцу перепуганного семейства, — вот, возьмите бронежилеты, укройте ими детей. — Мы передали им в машину пару наших броников.

Когда ехали по опасному участку, стрелка спидометра дрожала на отметке в 140 км в час, а я опасливо поглядывал направо, где из посадок нас могли обстрелять. Как выяснилось позже, смотрел я туда совершенно зря — глядеть нужно было налево, враг был с левой стороны, и только слева мог вестись огонь. Так как я приехал на Донбасс только пару недель назад, то ещё очень плохо ориентировался на местности.

Но до Бугаса тогда доехал.

— …потом ты проезжаешь обваленный мост… — Слава по телефону продолжает объяснять мне дорогу до Ясиноватой.

Мосты… Разрушенные мосты на Донбассе — привычное дело. Особенно часто встречаешь их на освобождённых территориях. Отступая, противник отплёвываясь и харкая снарядами, минами и ракетами, подрывает мосты за собой. Как-то мне удалось стать свидетелем одного такого подрыва. Мы находились на острие атаки, шло наступление на Мариуполь. Бойцы народной милиции ДНР уже зачистили Талаковку, и мы стояли вместе с командиром артдивизиона «Белым» у бензоколонки на окраине села и, пользуясь случаем, на халяву сливали бензин. Мариуполь был на расстоянии одного рывка, перед городом Марии оставался последний посёлок Сартана, и туда уже заходили группы наших штурмовиков. Мимо нас, по дороге к Сартане, шла военная техника, как вдруг раздался мощный «бабах» и в полукилометре вырос грибок. Это отступающие неонацисты-азовцы подорвали мост через Кальмиус. Взрыв был мощный, а так как у страха, как известно, и глаза велики, мне показалось что даже тепло от взрыва коснулось моей щеки. Через полчаса мы уже были на обрубке моста и снимали, как донецкий спецназ форсирует реку на надувной лодке. А на горизонте над Мариуполем уже вились чёрные ураганчики пожаров.

— …а этот взорвать они не успели, — сопровождавший нас военный указал на сапёра, который разминировал мост перед Талаковкой в тот момент, когда мы по нему проезжали обратно, возвращаясь домой.

Не сказать что я сильно обрадовался этой информации.

— Сколько? — испуганно и восторженно переспросил я, узнав, что мы туда-сюда ездили по тонне взрывчатки.

Чтобы взорвать мост перед Волновахой на трассе Донецк-Мариуполь, врагу понадобилось, наверное, около десятка тонн. Этот автомобильный мост в районе Новотроицкого был не через реку, а через холмистый ландшафт. На этой дороге располагался пропускной пункт — граница после событий 2014 года установилась в этом районе. Перед началом СВО враг предусмотрительно отошёл на свою вторую линию, а когда началось наше наступление, асфальто-бетонное полотно было подорвано.

По этому участку пути долгое время опасно было ездить. От трассы противника отогнали, но недалеко, и дорога постоянно обстреливалась. Со стороны Волновахи после Бугаса и со стороны Донецка после Еленовки были выставлены блокпосты, и даже наша мигалка, купленная в донецком магазине, пропуск ДНР за стеклом и самоуверенный вид не всегда помогали проехать без проверки документов. Но мы рисковали — проезд через этот отрезок существенно экономил время, объезд полями через Докучаевск увеличивал путь на 40 минут, а также, вместе со временем, увеличивался и износ амортизаторов.

Когда я стал ориентироваться на местности и освоился до такой степени, что вызвал из столицы на майские праздники свою жену, мы вместе поехали по редакционному заданию в освобождённый недавно Мариуполь.

— Пропускаю, но в последний раз, — строго сказал боец, остановивший мой броневичок на блокпосту. Я не стал спорить. По инструкции меня должен был сопровождать какой-нибудь брутальный военный, а не красивая девушка. Мы проехали опасный участок, как и положено с большой скоростью, перескакивая с полосы на полосу и объезжая осколки. Перед подорванной секцией ушли вправо и спустились вниз — автомобильный трафик был налажен под мостом. Мост надёжно охранялся — под ним стоял БТР с направленным на нас дулом. Проезжая мимо, я поприветствовал бойцов возле него, показав им открытую ладонь.

Обратно, помня обещание постового больше не пускать, мы поехали уже через Докучаевск, и вместо прямой сделали эллипс в 40 минут. И правильно сделали — на выезде из Докучаевска от минного обстрела горело поле, а из посадки шмалял во вражью сторону наш танк — были видны вспышки на опушке. Участок трассы, по которой мы ехали утром, обстреливался, и если бы мы возвращались