Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

Странное дело!

Обращаюсь к местным газетам. В одной, — видимо официозной и, как водится, по-союзнически, безграмотной, — не было слово "голод", а факты продовольственной кампании отмечались мимоходом и тонули в куче разных начальственных распоряжений и циркуляров. В другой, — очень малокровной, но прогрессивной, — о голод также ни звука, а хроника жизни писалась так, как будто над редактором стояло "недреманное око" и при каждой попытке сказать правду неукоснительно твердило:

— Помни: у нас голода нет!

— Что же есть?

— Недород. И притом небольшой. Слышишь: небольшой недород. Так себе, — шалость природы. Если же будет голод, то будут и штрафы!..

— Слушаю...

Здесь находят не соответствующим действительности даже такое невинное выражение:

"Крестьяне, пострадавшие от неурожая".

— В Симбирской губернии нет пострадавших!.. Запомните!

Видимо, живут тут одни благословляющие природу и... начальство... Говорят, что это — новое средство против голода.

— Не обращать на него вниманья и даже о нем не говорить...

Так лечат, например, кашель...

Как бы там не было, в Симбирске "все обстоит благополучно". Все на местах. Команда дана. По команде даже перестроены мозги. В "уезды" ездят разные члены, инспектора, чиновники палат и других учреждений. И все по приезде наперебой спешат доказать свою благонамеренность и "работоспособность":

— Голода нет.

— Очень хорошо. Я так и знал.

— Рады стараться.

— Голод выдумали жиды...

— Так точно... жиды... сам видел.

— И масоны.

— Так точно... и масоны...

Но все-таки боязно: а вдруг действительность найдет окольные пути? Бывает. Тогда было решено, чтобы замазать все щели, не давать репортеру прогрессивной газеты сведений об эпидемиях. Врачебное управленье для него стало неприступной крепостью. С неохотой и, — должно быть, не полно, — дают ему сведения и во врачебном столе губернского земства. Одно время, после телеграммы о голоде, появившейся в "Новом Времени", в земстве серьезно подумывали: 

— Да стоить ли вообще давать сведения?

Но потом нашли, что земство — все-таки земство, а не интендантское управленье. И стали давать, хотя и с видимой неохотой...

Губернское земство "полиберальничало" только сначала:

— Отказываюсь от административных комитетов, — заявило оно.

Но рядом с этим пропело в тон "начальству":

— Ссуды только развращают. Нужны одни общественные работы.

Исключение — ссуды па прокорм скота.

— И они развращают, — твердили упорные.

— Да, но население без них разорится в конец, — откровенно призналось собрание.

Уездные земства в большинстве приняли комитетскую организацию. Тогда и губернское земство потянулось за ними. Без прений согласилось.

Стали "работать" вместе с местной администрацией. И в тон ей петь.

Атмосфера, в конце концов, создалась такая, что когда я приехал в Симбирск, знакомые говорили:

— Вы здесь? Ведь вас же выслали?

— Пока нет.

— Все говорили: выслали, чтобы не дать ничего написать о Симбирске... Об этом говорят губернаторские чиновники...

Характерно.

Встречали меня с удивлением и страхом...

Но "шила в мешке не утаишь". Прежде всего, цифры-предательницы говорят сами за себя. "Подвело", по обыкновению, дружеское земство, оказав медвежью услугу. Оно заявило:

— Умолот с десятины ржи — 17,3 ярового — 15,1.

И зачем так громко кричать? Извольте после этого утверждать, что в губернии "небольшой недород?" Самый страшный неурожай. Семян местами не перенесли из поля в поле.

А потом эти неотвязные просьбы:

— Нужна немедленная помощь!

Ну, к чему?

Губернское земство даже грозно предупредило:

"Необходимо заявить правительству, что помощь необходима, ибо в противном случае все тяжелые последствия недоедания лягут на земство, в виде борьбы с различными эпидемическими болезнями".

В этом предупреждении между строк многие нашли следы разрушительной пропаганды "жидов и масонов".

Пролезли "масоны" и в благонамеренные головы уездных земцев:

— Продовольственно-ссудной помощи не избежать, — мрачно изрекли эти земцы на собраниях.

А некоторые земства, как, например, ардатовское, даже осмелились просить:

— Отпустите нам 200 тысяч на благотворительную помощь!

Правда, ему отказали. Но оно все-таки успело крикнуть:

— На Шипке не все благополучно. Есть и голодающие...

А это-то и неприятно "патриотическому" сердцу.

Где тонко, там и рвется. Самые мудрые меры совершенно неожиданно провалились.

Возлагали надежды на общественные работы. Но их удалось организовать в гомеопатических дозах. И плату за них установили гомеопатическую.

Крестьяне говорят:

— Только голод заставляет работать...

С продажей хлеба по заготовительной цене произошли самые "неожиданные пассажи". Прежде всего, долго не удосуживались организовать эту продажу. Бывало так, что хлеб лежит на станции, земство платит простойные, а не берет. Все некогда. Но самое главное:

— Крестьяне не покупают земского хлеба.

И качеством он не плох, и цена его гораздо ниже базарной. Казалось бы, должны расхватать в один миг. А выходит другое:

— Не покупают.

В Алатыре заготовили 29400 пудов. А продали в продолжение октябре всего 55 пудов.

В Буинске также мне жаловались:

— Мало покупают.

— По невежеству, — объясняли одни.

— По природной неблагодарности, — догадывались другие.

— По отсутствию денег, — признавались сами крестьяне. — И рады бы купить у земства, да "купилки" нет...

И идут они к деревенскому богачу-ростовщику. Он с них берет "патриотические" проценты, ставит безбожную цену, но зато:

— Дает в долг.

Трудно убедить симбирское, да и всякое другое начальство, что в ссуде пока вся суть продовольственной помощи. О трудовых же ее видах надо было думать немного раньше, разрабатывать и подготовлять план их постепенно, года за два, за три до бедствия. Голод у нас ведь стал регулярным явлением... А когда перед вами голодный нищий, жестоко читать ему рацеи:

— Ты развращен подачками, голубчик!

— Может быть, — в праве ответить он, — но об этом поговорим после. Сию же минуту мне есть нечего... До устройства ваших общественных работ я могу умереть с голоду или так истощать, что и работать не смогу...

Но все это говорится не для симбирских руководителей...

Не для них и голодные цены на скот. Был я на мытном дворе в Симбирске. Спрашивал, почем мясо? Отвечали:

—Местное — три копейки, пожирнее — четыре. Впрочем, для господ у нас есть привозное черкасское — по 12 копеек.

Мимо ушей "руководителей" идут и такие печальные вести из уездов:

— В Ардатовском и Сызранском не переводится тиф...

— Это не голодный, — "оправдываются" они.

Пока, может быть, и не голодный. Но как можно утверждать, что истощенность крестьянского организма не играет в этой болезни никакой роли? И можно ли гарантировать, что завтра этот "не голодный",