О мясе, кулинарии и убийстве животных - Уайатт Уильямс

тонн, его тело изогнуто так, будто он плывет. Высота комнаты и не требующий усилий полет огромного тела создают впечатление, что мы находимся в море, а кит грациозно проплывает над нами. Прогуливаясь по второму этажу, спускаясь по ступенькам с поднятыми к потолку головами, мы не перестаем размышлять, мы с китом в воде.

На табличке мы читаем: «Голубых китов сложно изучать, потому что они проводят очень малую часть жизни у поверхности океана и часто передвигаются на дальние расстояния. Итак, хотя эти животные и огромные, МЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗНАЕМ НЕОБЫЧАЙНО МАЛО об их жизни».

Нам говорят, что мы не можем изучить это животное, что оно принадлежит дикой природе и ее тайнам. Мы знакомимся с этими скрытыми смыслами, когда входим в музей через главный вход, где в мраморе выгравирована надпись:

НЕТ СЛОВ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ

РАССКАЗАТЬ О СОКРОВЕННОМ ДУХЕ

ДИКОЙ ЖИЗНИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ЯВИТЬ

ЕЕ ТАЙНУ, ЕЕ ТОСКУ

И ЕЕ ОЧАРОВАНИЕ.

Я подумал, что это хорошо, увидев кита, о котором я уже и забыл. Уже через несколько часов был мой рейс за Северный полярный круг, где я собирался съесть кита, целиком или столько, сколько в меня влезет. Я хотел покончить с тайнами и тоской.

* * *

Я приземлился в Барроу, штат Аляска. Полет был долгим, с остановкой в Сиэтле и пересадкой в Анкоридже и еще одной остановкой в Прудо-Бей перед прибытием в аэропорт имени Уили Поста-Уилла Роджерса. Это была самая северная остановка компании Alaska Airlines.

Все это происходило в конце века, когда город еще назывался Барроу. Той осенью горожане проголосовали за возвращение названия Уткиагвик. Это место знали по этому названию (или какому-то близкому к нему) на протяжении столетий, задолго до того, как исследователи-янки стали здесь появляться и давать всему свои имена. Но голосование за выбор названия города будет позже, уже после того, как я уеду. В день моего приезда на авиабилете было написано Барроу. На въезде в город был знак с надписью Барроу. Все называли его Барроу. Так что эта часть истории произошла в Барроу, в городе, которого сейчас нет и который все же еще существует.

На западном конце города, где уже начинается тундра, расположено городское кладбище. Это неровное место, могилы здесь бугристые, круглые и большие. Белые кресты, обозначающие места захоронения, направлены в разные стороны. Зимой никого не хоронят, потому что землю в это время года невозможно прорубить. Летом и весной, когда наконец восходит солнце, земля немного размягчается, и можно копать могилы. Во время похорон кладбище становится одним из самых ярких мест в городе, везде лежат разноцветные пластиковые цветы, небольшие мемориалы и сделанные вручную украшения, а на крестах висят крестики. Тела, захороненные здесь в вырытых вручную ямах, замораживаются до того, как начинается разложение. Земля, насыпанная на могилы, толком не разравнивается. Эти комки земли, иногда поросшие травой, будут свидетельством о человеке, находящемся на глубине двух метров под землей. Через несколько циклов замораживания и оттаивания тундры земля набухнет, тела поднимутся, будет казаться, что земля не может их принять. Эти места не хотят, чтобы прошлое похоронили.

От кладбища дорога в сторону города проходит сквозь поле со спутниками, огромные белые тарелки, которые доставляют сюда остальной мир: телефонные службы, прогноз погоды и телеканалы. Во всем остальном мире эти тарелки направлены вверх, но здесь они установлены почти горизонтально, параллельно земле. В этом месте, пожалуй, самом близком к Северному полюсу, где могут жить люди, любой может просто посмотреть направо через свое плечо и увидеть конец земли.

После спутников дорога ведет нас к карьеру, где добывают гравий. В этих скалах добываются черные, похожие на жемчуг булыжники. Каждый год Чукотское море, поднимаясь, смывает понемногу землю на северном берегу города, ее как могут пытаются засыпать щебнем, привозимом на грузовиках. Эта операция безуспешна, с каждым годом город становится все меньше. Но грузовики делают все, что в их силах.

* * *

К моменту прибытия сюда в 1886 году Чарльза Брауэра здесь не было ни одного магазина и ни одной фермы, и не было никого, кто продал бы вам хоть один кусок мяса. Но по его отчетам жизнь здесь была хорошей, еды было достаточно. Забросьте удочку в заливе, и за час у вас будет запас рыбы на неделю. Народу инупиат, поселившемуся здесь столетия назад, жилось здесь хорошо. Одно из данных ими этому месту названий было Укпиагвик, то есть «место для охоты на снежных сов». Стаи перелетных птиц тысячами пролетали здесь в течение года. Тундра была полна карибу, вам даже не нужно было ружье, чтобы охотиться на них. Местные мастерили простые ловушки: строились два широких забора из дерна и со столбами из черного мха, забор сужался и вел к озеру. Всякий раз, когда в окрестностях появлялось более-менее крупное стадо карибу, несколько женщин и детей шли пугать их, загоняя в загон из двух заборов. Они гнали оленей до озера, где те пытались спастись вплавь. Далеко им было не уплыть: мужчины поджидали их в каяках. Они забивали животных копьями и вытаскивали их тела на берег, где и готовили ужин. Но Брауэр приехал сюда не за рыбой и не за ногой карибу, ему нужны были киты.

И он нашел их здесь. Местные обычно были к нему доброжелательны. Они позволяли ему присоединяться к их командам, выплывавшим на сделанных из тюленьих шкур лодках в воды Арктики. Он греб вместе с ними, пока его напарники закидывали сделанные из камня и кости гарпуны в черных гренландских китов. Он помогал тянуть веревки, вытаскивая убитых зверей на лед. Он пилил их плоть, отрезая мактак, слои жира, до тех пор, пока, как и все женщины и мужчины вокруг него, весь не покрывался кровью и не уставал от труда.

Брауэр родился на Манхэттене в 1863 году, пока его отец был на фронте Гражданской войны. Он покинул свой дом и уехал работать на свой первый корабль в тринадцать. К девятнадцати он уже имел большой опыт и был третьим помощником на корабле «С. С. Чапман». Когда его корабль огибал южную оконечность Южной Америки, он загорелся. На корабле выбило иллюминаторы, пламя било из углехранилища. Но капитан настоял на том, что необходимо плыть до Сан-Франциско. Брауэр и вся команда корабля шли на горящем судне еще пятьдесят два дня и девять тысяч километров.

Брауэр снова отправился в море меньше чем через год, в этот