Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

10 октября. Несколько раз сегодня принимался идти дождь, но ненадолго, и после него выглядывало солнце, обливая радостным светом увядающую природу. Ветки деревьев грустно сбрасывали с себя последние листья. Когда я смотрела с балкона, то видела даль, раньше скрытую зеленой листвой. Теперь весь бульвар перед глазами открыт. Все чаще пробегает, раскачивая верхушки деревьев, свежий ветер, и в скрипе стволов разлита все та же осенняя печаль. В институте пока пустовато. Многие студенты не вернулись с практики, и я не вижу ни Коли, ни Мары. Больше недели прошло, как я начала брать снова уроки английского языка у одной старушки; хожу к ней два раза в неделю. Когда в институте я встретилась с «Черным Козликом», мы, конечно, разговаривали о стихах, о живописи, театре. Он передал мне стихи Леси Украинки[339]. Я звала его, когда он захочет, приходить к нам, и он обещал зайти. Он не в моей группе и не бывает у нас, а между тем между нами давно уже очень приятельские отношения.

15 октября. У меня сейчас есть несколько проблем, над которыми я серьезно задумываюсь. Я прекрасно знаю, что я могу хорошо учиться, просто благодаря своим способностям, даже если бы учеба была много труднее. Я без труда схватываю знания и интересуюсь наукой, но ведь этого мало. Я ведь еще не пробовала работать практически, а инженер должен быть хорошим практиком и заставить работать хорошо не только себя, но и других, держа в руках всю партию. А у меня нет никаких организаторских способностей и никакой склонности быть начальником. Впрочем, как и [быть] в подчинении. Я, видимо, человек индивидуальной работы. Сережа и Женя постоянно мне твердят, что я должна остаться на научной работе, потому что неизвестно, выйдет ли из меня хороший практик, и вообще мне будет трудно. Я же часто сержусь на их вмешательство в мою дальнейшую жизнь. Я не прощу себе, если откажусь от чисто практической работы, не попробовав себя на ней, как следует. На научную работу я всегда успею перейти, почувствовав себя плохим практиком. А ведь я геологию выбрала прежде всего из-за даваемой ею возможности путешествовать, много видеть, жить длительные периоды среди природы жизнью необыденной и романтической. Когда я поступала в Горный институт, «для бедной Тани все были жребии равны»[340]. Но геологические скитания все-таки сулили какое-то утешение, хоть пеструю смену впечатлений. Поэтому в самой геологической работе меня и теперь привлекает только съемочно-поисковая.

Сережа – хороший товарищ, и я к нему по-своему привязана, но не люблю его самоуверенный тон, с которым он говорит: «А что ты понимаешь?» – и начинает рассуждать, что моя голова забита никому не нужными фантазиями и стихами, что всем поэтам зря платят деньги, что эти деньги нужны для производства. Это меня раздражает, и я начинаю с ним спорить. В конце концов, почему он вмешивается в мой внутренний мир, критикуя его? Кто дал ему право на это? Я такая, как я есть, и менять свои вкусы не собираюсь. Он часто не понимает меня, потому что он большой прозаик.

Из «Резца»[341] редакция мне написала, что на мои стихи стоит обратить внимание и чтобы я им прислала большое количество стихов, а также и свою биографию. Некоторые стихи им не подходят по содержанию, другие слишком велики для их журнала, и они советуют, чтобы я их переслала в журнал «Октябрь»[342]. Но мне нет времени их переделывать. Я сама чувствую, что у меня только поиски и что я пока не могу найти себя. Ведь я пишу-то, обычно, под непосредственным впечатлением, и не выдумываю содержание, а пишу о том, что меня лично волнует и что мне близко. От Баженова из Харькова я получила хрестоматию, в которой напечатаны мои стихи, но он считает, что это для меня мало, что я талантлива, и желает мне успеха. А может быть, это все ошибка? Но писать стихи, хотя бы для себя, у меня является большой потребностью.

20 октября. Приехал Женя и вчера весь вечер просидел у нас, разговаривая со мной. Он был остроумен, весел, интересен, в приподнятом настроении.

Мы много говорили о музыке, композиторах, дирижерах. Смотря на него, я думала, что именно в нем есть все то, что меня привлекает и чего нет в Вите. И как хорошо он умеет владеть собой! В жизни такая выдержка много значит, а в мужчине так привлекательна! «Маленькая мисс» назвал он меня в шутку. Не скрою, что если я могу еще ответить серьезно на чье-либо чувство и в какой-то мере заменить новой любовью неистовство первой любви, следы которой так и не могут изгладиться, – то это могло бы быть, если бы Женя любил меня сильно, по-настоящему. Но что в его сердце? Это до конца понять трудно. Когда он приходит к нам, а это бывает каждый день, мне с ним хорошо и его приход доставляет мне радость.

Итак, маленькая мисс, вы слишком стали рассудительны, вы ждете, чтобы вас захватили силой чувства, а также пониманием. А давно ли вы были влюблены в того, кто заставил вас так страдать?

Иногда я ловлю себя на том, что я в письмах к Павлуше (теперь далеко не частых) стремлюсь дать ему понять, что за мною ухаживают, что, ненужная ему, я нужна другим, даже возбудить его ревность. Если бы это было возможно… Что это – женское самолюбие, отплата за уязвленную гордость, желание доказать ему, что я и без его любви могу прожить? Иногда мне стыдно за это, – разве это не мелочное тщеславие? И все-таки я невольно этому поддаюсь.

24 октября. Весь вечер слушала по радио Вагнера[343] из Московской филармонии. Это что-то потрясающее по силе и страстности. Возможно, я сужу ошибочно, но я пишу только о том впечатлении, которое эта музыка производит на меня. Она заставляет меня вздрагивать, кровь приливает к лицу, мурашки бегают по спине. Здесь в чувствах нет середины. Иногда звуки как будто окрашиваются в черный цвет, иногда вспыхивают, как огни, но не мягкие и нежные, а ослепляющие, сжигающие. Временами даже делается жутко, и в то же время чувствуешь, что что-то бессознательно растет и звучит в тебе самой в ответ звукам. Какое-то новое чувство, не вполне понятное, наполняет сердце до самой глубины. Потрясающая, стихийная страстность, непонятная рассудку, неизвестная до конца, будто сплетаются ненависть и любовь, свет и мрак, падение