Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - Роб Уилкинс
Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография читать книгу онлайн
Перед вами официальная биография одного из самых любимых и известных во всем мире писателей, создателя феноменального цикла «Плоский мир» Терри Пратчетта. Начатая незадолго до смерти самим автором и законченная его помощником и добрым другом Робом Уилкинсом, эта история повествует о мальчике, который стал самым популярным писателем Великобритании. Опираясь на собственную память, воспоминания семьи, друзей и коллег писателя, Уилкинс показывает нам удивительную картину жизни Терри: детство, феноменальную писательскую карьеру, а также его борьбу с тяжелой болезнью.
Лаурет премий «Локус», «Хьюго» и премии Британской Ассоциации Научной фантастики.
Финалист Британской премии фэнтези.
Терри Пратчетт – писатель с международной славой, создатель феноменального цикла «Плоский мир», романа «Благие Знамения» и ряда других книг. Перед своей смертью Терри писал мемуары: историю шестилетнего мальчика, которому учитель предсказал отсутствие успехов, но тот решил доказать обратное. В итоге Пратчетт прожил жизнь, полную удивительных достижений: он стал одним из самых популярных и любимых писателей Великобритании, получил престижную медаль Карнеги и был удостоен рыцарского звания за литературные заслуги.
Мемуары, которые Терри, к сожалению, не смог закончить, дописал Роб Уилкинс, его помощник, друг, а ныне управляющий литературным наследием Пратчетта наравне вместе с его дочерью Рианной. Опираясь на собственную память, воспоминания семьи, друзей и коллег писателя, Роб раскрывает полную картину жизни Терри – от детства до заката его потрясающей писательской карьеры, а также рассказывает о том, как он встретил известие о болезни Альцгеймера и начал с ней отчаянную борьбу.
Перед вами единственная официальная биография одного из величайших авторов современности – глубоко трогательный и личный портрет удивительной жизни, запечатленный с непревзойденной проницательностью и наполненный забавными историями из жизни.
«Из всех умерших авторов в мире Терри Пратчетт – самый живой». – Джон Ллойд
«Легко читаемая, поучительная и честная книга. Она заставила меня скучать по настоящему Терри». – Нил Гейман
«Иногда весело, иногда болезненно и сокровенно… замечательно увидеть такую картину рабочей жизни писателя крупным планом». – Фрэнк Коттрелл-Бойс
«Из обыденности создается волшебство – в точности так, как это делал сам Пратчетт». – Telegraph
«Такая же откровенная, смешная и лишенная сентиментальности история, как и все те, что писал сам Терри». – Mail on Sunday
«Никто, кроме жены Пратчетта, Лин, и дочери, Рианны, не знал писателя так хорошо, как Уилкинс. У меня выступили слезы на последних 20 страницах, где великолепно показаны последние дни Терри – одновременно чувствительно и беспристрастно». – The Times
«Милая, забавная и передающая идеальное ощущение того, как Пратчетт сумел взять воспоминания своего детства в рабочем классе 1950-х годов… и превратить их во вселенную, безгранично богатую и изобретательную». – Mail on Sunday
«Дружба и привязанность между этими людьми чувствуется на каждой странице. Конечно, поклонники Пратчетта будут в восторге от этой книги… и даже случайные читатели получат удовольствие от рассказов про его уникальные пристрастия». – Independent
«Биография, почти такая же забавная и проницательная, как любой из романов Терри. Богатый, очень трогательный портрет уникальной личности. Приятно видеть, как этот автор возвращается к жизни, хоть и в техническом плане, в этом увлекательном и очень трогательном произведении». – Daily Express
«Трогательный и остроумный рассказ о волшебном уме Пратчетта и его болезни Альцгеймера, написанный человеком, который знал его лучше всех». – The Sunday Times
«Уилкинс имеет большое преимущество перед другими биографами: он не только хорошо знал своего подопечного, но и делал заметки для предполагаемых мемуаров еще при его жизни. В результате рассказ порой напоминает выступление чревовещателя, но при этом голос и личность Пратчетта звучат громко и отчетливо». – The Herald
«Это одновременно и больше, и меньше, чем обычная биография. Полная озарений и откровений, во многом именно такая, какую Пратчетт мог бы написать о себе, гордясь тем, что было сделано и честный в отношении процесса. История, написанная с умом и состраданием». – Кристофер Прист
«Довел меня до слез как от смеха, так и от сердечной боли». – Daily Mirror
«Живая и нежная, здесь нет ни критики, ни подхалимства. Пратчетт показан здесь блестящим и щедрым, но в то же время язвительным и с безжалостным чувством юмора». – i News
«Потрясающее дополнение ко всем книгам самого Пратчетта». – SFX
«Неудивительно, что больше всего в этой книге любят юморные рассказы из жизни, забавные или мрачные, а иногда и то, и другое одновременно. Она передает дух писательства Пратчетта, рассказывая суровые истины через приятный для чтения слог и вызывая поочередно ярость, смех и грусть». – The Sydney Morning Herald
«Использование первоисточников очень эффективно передает точку зрения самого Пратчетта на многие аспекты его жизни и карьеры, а дополнения Уилкинса и тщательная проверка фактов делают биографию легкой для чтения и очень приятной». – The AU Review
«Уилкинс – верный и точный документалист жизни Пратчетта… Трогательный и чувствительный». – Canberra Times
И вот в это утро, когда выяснилось, что надо срочно дописывать книгу, Терри садится поиграть в «Обливион». А поиграв немного, играет еще. Книга простаивает. Наконец он сохраняется и выходит. Читает новости на одном экране, занимается делами на другом. Все еще не пишет ни строчки. Мы идем обедать в паб и едим, как обычно, бабл-энд-сквик, а Терри говорит о чем угодно, только не о сюжете. Вернувшись в Часовню, он наконец усаживается за стол, как человек, готовый к делу, – но тут же заявляет, что ему нужно в садовый центр, купить что-то для теплицы. Эта миссия занимает почти весь остаток дня. Вернувшись, Терри садится за стол, будит компьютер и… снова играет в «Обливион».
Все еще ни строчки.
Когда начинает темнеть, Терри решает сходить в обсерваторию. Я сдаюсь и ухожу в дом ужинать. Потом возвращаюсь в Часовню, чтобы наконец закончить книгу, ведь мы обязаны это сделать. Когда я вхожу, Терри все еще играет в «Обливион» и не написал ни строчки. Незадолго до полуночи, так и не дождавшись признаков писательского энтузиазма, я сдаюсь и говорю, что еду домой спать.
На следующее утро я прихожу в Часовню, уже по-настоящему волнуясь насчет наших шансов доделать текст за те немногие часы, что остаются до того, как проснется Нью-Йорк и начнет его требовать. Терри нет на месте, зато к моему монитору приклеен стикер. «Подчисти и пошли Дженнифер».
Я открываю вордовский файл – и пожалуйста: три страницы, начинающиеся с «Белизна, холод, запах крахмала…»[79], в том же виде, в каком они до сих пор печатаются в эпилоге «Делай деньги!». Ночью, после дня игр, кормежки черепах, возни в теплице и прогулок по садовому центру, Терри написал заключительный фрагмент, идеально отвечающий поставленной задаче. Отправить Космо Шика в отделение для умалишенных – это изощренный экзерсис по идеальной расстановке всех точек над «i», вплоть до фразы «А две недели спустя, когда он выиграл соревнование по бровям, он почувствовал себя таким счастливым, как никогда прежде». Финал такой точный и крепкий, что почти агрессивный: «Я еще проучу этих редакторов за то, что находят незаконченные линии в моих книгах». И не понадобилось ни диктовки, ни подчистки. Мне оставалось только отправить эти страницы в Нью-Йорк. На мой взгляд, это лучшая концовка среди всех книг Терри.
Ему так легко удавалось писать, это было для него таким естественным. И тем ужаснее и мучительнее, тем больнее было наблюдать, как в конце концов начало становиться трудным.
* * *Можно до умопомрачения перебирать мелкие происшествия и гадать, не было ли какое-то из них звоночком, вспоминать пустяки и спрашивать себя: не они ли были первыми признаками того, что что-то не так. Лин после постановки диагноза вспомнила случай, когда Терри не завернул крышку на банке. Это что-то значило? Или он… просто не закрыл банку? Колин Смайт вспомнил случай как минимум за пятнадцать месяцев до того, как мы что-то заподозрили: на конвенте он представил Терри человека, а Терри даже не обратил на него внимания. Тогда это выглядело странно, но было ли это симптомом? Или он просто… задумался?
Всему находились объяснения. Терри много лет жаловался на высокое давление, и он принимал лекарства, так что любые неприятности со здоровьем всегда можно было списать на это. Просто давление шалит, да? Или таблетки. Он стал хуже печатать – но у него же всегда бывали опечатки, да? И кое-что проливал – но, с другой стороны, Терри и в лучшие времена был до смешного неуклюжим. Для него было обычным делом войти в комнату и что-нибудь опрокинуть – украшение, чашку, стопку книг. Необязательно было даже что-то трогать. В его присутствии с поразительной регулярностью ломались диктофоны журналистов. Во время книжных туров так часто сбоили по ночам пожарные сигнализации в отелях, что мы практически перестали желать друг другу спокойной ночи, когда расходились, и начали говорить: «Ну, до встречи через пару часов на парковке в одних штанах». Мы, веселясь, наделяли его силой разрушения. Как заметить разницу, если он просто снова уронил чашку на пол?
Пару раз он неправильно застегивал рубашку. Однажды утром вошел в Часовню в футболке, надетой наизнанку. В другой раз – и наизнанку, и задом наперед. Но даже тогда это казалось рассеянностью, обычной для него, особенно в период работы над книгой – то есть практически всегда. Одна из проблем любительской диагностики. Забывчивость, витание в облаках, полное отсутствие во время физического присутствия, невнимание к футболкам, пуговицам, неодушевленным предметам и людям… столько признаков раннего Альцгеймера совпадали с признаками истинного писателя.
К тому же все остальное время он был в полном порядке, разве нет?
Но был и день, когда Терри пришел в Часовню и сказал, что слышит в доме шум. Сказал, что это уже испортило ему немало ночей, и он обошел каждую комнату – но так и не нашел источника. Могу ли я помочь поискать?
Я решил, что речь о детекторе дыма, будильнике или еще чем-нибудь – где-то надо заменить батарейку. Мы пошли в дом и постояли на кухне, прислушиваясь.
Терри стоял лицом ко мне, но показывал куда-то себе за спину.
– Слышишь? – спросил он.
Я ничего не слышал.
Мы вышли на лестницу.
– А теперь? – спросил Терри, снова делая неопределенный жест за плечо.
Снова ничего. Мы поднялись на площадку, постояли и прислушались там. Терри теперь и сам засомневался. Он открыл дверь в спальню, мы зашли и постояли внутри.
Снова жест рукой.
Тишина.
Через некоторое время я спросил:
– Терри, как думаешь, возможно, что на самом деле никакого звука нет?
Терри на секунду задумался.
– Да, – сказал он. – Думаю, очень возможно, что его нет.
Мы спустились и вернулись в Часовню.
– Что ж, это было странно, – подытожил я.
– Скажи? – отозвался Терри.
Больше мы о шуме не говорили.
Изменения накапливались понемногу. Болезнь подкрадывалась медленно, а если ты с человеком все время рядом, то, конечно, ничего и не заметишь. Очень часто в глаза бросалось даже не то, что он делал, а его реакция. Однажды, подписывая книгу в магазине,
