Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

в Глостере внушительную армию из жителей Уэльса и Марки, готовую разгромить восстание Ланкастера и вернуть надлежащий порядок. Граф Генри поднимал войска в Лондоне. Горожане пообещали ему поддержку в количестве шести сотен человек. Они вытеснили с должности мэра сторонника Роджера, Ричарда де Бетюна, заменив его Хамо де Чигвеллом, одним из тех, кто вынес Роджеру смертный приговор. Лондонцы похитили аббата монастыря Бери-Сент-Эдмундс и разграбили его владения. Ланкастер двинул войско в Уинчестер, приготовившись напасть на Роджера на Солсберийской равнине. Мортимер направился в Солсбери, где велел собраться членам Парламента, не важно с графом Ланкастером или без него.

Архиепископ Кентерберийский, уже некоторым образом ободривший Ланкастера, безнадежно попытался вмешаться. Он потребовал, дабы в знак своей непредвзятости, Роджер принес присягу на архиепископском посохе не причинять вреда ни графу Ланкастеру, ни его сподвижникам. Мортимер сделал, как его просили. Отчасти успокоенный архиепископ предложил, чтобы к Ланкастеру отправили епископов Лондона и Уинчестера, снова приглашая того посетить заседание Парламента. Так и поступили. Но Ланкастер отказался прибыть. Он опять прислал список из нанесенных обид, подчеркивая, что готов приехать, если его требования выполнят, и если граф получит гарантии безопасного проезда от тех, кто, с точки зрения Ланкастера, были «намерены нанести ему вред».

На выдвинутые требования от имени короля ответил Роджер. Относительно первого Мортимер сказал, что король оказался обнищавшим не из-за пожалований земель Изабелле, а из-за теперешнего подобия войны, хотя, прибавил он с мрачным юмором, «если кому-то известно, как обогатить монарха, такой человек будет принят при дворе с распростертыми объятиями». Также совершенно очевидно, что граф не имеет права определять уровень вдовьего содержания королевы-матери. Касательно четвертой жалобы Роджер объяснил, — причиной того, что монарший Совет больше не обращается к Эдварду с как прежде частыми рекомендациями, является отказ Ланкастера посещать его заседания, даже когда того вызывают. Граф может получить бумаги о безопасном проезде, коли так о них ходатайствует, но воспользовавшись ими, ему придется принять условия Великой Хартии Вольностей. В ней прописано, что тогда Ланкастеру потребуется ответить при дворе на обвинение любого, обвинившего бы его в преступлении, как то — соучастие в убийстве сэра Роберта де Холанда или государственная измена путем выступления против суверена. Тут не было отсылок к другим вопросам, затронутым графом и жителями Лондона. Обвинения, подобные участию в убийстве, в заговоре с шотландцами и в разделении состояний Эдварда Второго и Деспенсера казалось предпочтительнее оставить без ответа, сделав, с одной стороны, недостойными презрения, а с другой, — оправданными.

Ланкастер признал, — выбора у него не было, отправиться в Солсбери он не мог. Угроза задержания вырисовывалась слишком серьезной, вне всяких сомнений, ведь графа обвинили бы как в убийстве, так и в государственной измене. Кроме того, существовала настоящая опасность оказаться убитым самому. Епископ Стратфорд, к текущему моменту целиком одобряющий дело Ланкастера, вернулся в Солсбери, дабы попытаться повлиять на большее число собравшихся там на заседание Парламента епископов. Он устраивал тайные встречи в своем собственном доме, но в городе были настороже шпионы, и вскоре люди Роджера выпроводили Стратфорда за ворота. Епископ нашел убежище в монастыре Уилтона, но там ему сообщили о намерении Мортимера избавится от него физически. Помня о судьбе Степлдона, Стратфорд ночью ушел через поля.

С момента вынуждения графа Ланкастера и его сторонников замолчать у Парламента уже не осталось необходимости в заседаниях. Но, так как Парламент уже собрался, Роджер использовал возможность вновь вызвать с севера суды и казначея, обезопасив их от падения в руки Ланкастера и возвратив Лондону долю милости, которую, он считал обязательной для поддержания там своей популярности. Другое и единственно значительное дело Парламента решилось в последний день заседаний, 31 октября, когда король наделил трех человек титулом графа. Первым стал его брат, принц Джон Элтэм, получивший титул графа Корнуолла. Третьим — Джеймс Батлер, сын Эдмунда Батлера из Ирландии, которому Эдвард пожаловал титул герцога Ормонда. Между этими двумя пожалованиями суверен лично стянул поясом с мечом Мортимера. Ему монарх подарил титул графа Марча. Для Роджера наступил величайший из моментов. Венчая все вышеперечисленное, одиннадцатью днями позже, в Ладлоу, супруга его старшего сына дала жизнь младенцу-наследнику.

Современники были удивлены новым титулом Роджера. Обычно графства связывались с определенными округами или же с их городами. Более привычным для Мортимера оказалось бы назваться «графом Шрусбери», либо «графом Раднором», позаимствовав титул от города округи одного из уделов, где у него существовали солидные владения. Вместо этого он выбрал Марч, отсылающий к Уэльской Марке. На то могло иметься две причины. Во-первых, титул отсылал к предкам жены Роджера, французским графам Ла Маршам, и привлекал внимание к его связям с несколькими из правящих домов Европы. Во-вторых, он отделял Мортимера от других графов, благодаря своему распространению на настолько обширную территорию. Деспенсер мог жаждать графство Глостер, Роджер — держать под надзором большую часть графства Пембрук, но что касается графства Марч… Подобный титул подразумевал превосходство над существующими графствами Пембрук, Херефорд и Глостер и, разумеется, оказывался намного выше таких графств, как Честер и Шрусбери, если бы те восстановили. По сравнению со столь великолепным титулом, кем был граф Ланкастер?

Генри Ланкастер пришел в ярость, услышав о титуле графа Марча. Он немедленно направился в Уинчестер и отрезал Лондон от приближающегося короля. Мортимер отправил шерифа Хэмпшира, чтобы тот заставил Ланкастера отступить. Навстречу шерифу из города вышел Томас Уэйк, после чего несколько дней продолжались переговоры, завершившиеся подходом армии Роджера. Уэйк отчаянно старался убедить Ланкастера не вступать в бой, подозревая, что Мортимер проявит к ним довольно мало милосердия. Граф смягчился только в последнюю минуту. Когда войско Роджера входило в город, солдаты Ланкастера все еще покидали его. С обеих сторон люди устраивали перепалки, насмешничали и обменивались выкриками. Армии друг друга задирали, но не сталкивались.

В Лондоне происходили исступленные переговоры, на которых сподвижники Ланкастера бились с более сдержанными старейшинами. По Залу Гильдий носились горькие упреки, ведь обе партии понимали, — в столицу прибывает двор. В завершении действа был избран нейтрально настроенный Джон де Грэнтем, создавший вымысел об абсолютной верности Лондона Роджеру. Стоило двору в конце ноября вступить в город, как и Мортимер, и лондонцы усвоили урок, — никто не волен позволить себе пренебрежение другим.

В настоящий момент Роджер Мортимер испытывал удовлетворение, но он пришел в столицу не ради установления мира. Теперь вельможа точно осознавал, — быть войне. Возвращения к играм с Ланкастером во главе Совета не предусматривалось. Лишь один из них мог обладать властью. Таким образом, его целью перевоза в Лондон двора являлось разрушение оказываемой сопернику горожанами