Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

каждому какие-то реальные и реалистические услуги и именно в этом видел свое значение, роль и масштаб. Я не знаю его воркутинской жизни, но все, все, кто с ним встречается, все чувствуют себя обязанными ему. В эти многочисленные ряды вступаю сейчас и я.

Желаю тебе всякого добра. Очень хочу тебя видеть, чтобы поговорить о М. Н. – во много раз больше, чем я написал. Пиши.

Приезжала Л. Волковыская3, я получил ее записку (уже на новой квартире) и говорил с ней по телефону, отказался от всех и всяческих выступлений в их институте.

Привет жене и сыну.

В. Шаламов

Примечание

1 Авербах Моисей Наумович (1906–1982) – друг Я. Д. Гродзенского по Воркутлагу. После реабилитации жил в Москве, в 1960-е годы работал на общественных началах в жилищной комиссии Моссовета, оказывал бесплатные юридические консультации многим бывшим зэкам, в том числе Шаламову.

2 Ариадна Борисовна Асмус (1918–2004) – соседка В. Т. Шаламова по квартире на Хорошевском шоссе, д. 10, вторая жена философа В. Ф. Асмуса.

3 Волковыская Елена (Леля) Викторовна (р. 1939) – лингвист, участница правозащитного движения в СССР в 1960-е годы, знакомая Я. Д. Гродзенского.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

27 июня 1968

Дорогой Яков.

Сердечная благодарность Нине Евгеньевне (и тебе) за рецепты и справку о Меньеровской болезни. Неожиданности могут быть всегда (вроде падения в Ленинской б<иблиоте>к<е>) и спора с милиционером в метро. Пусть справка будет в кармане на всякий случай.

Пусть Нина Евгеньевна не боится, что я как-нибудь не так буду принимать атропин. Я принимаю на сахар по 7–8 капель два раза в день десять дней в месяце. Потом двадцать дней отдыха и снова десять дней по два раза в день восемь капель на сахар. Я атропин принимаю десять лет по этой прописке.

Раствор этот много лет во всех аптеках давали по рецепту без печати и не отбирали рецепта. Собственной рукой Циммерман выписал рецепт, служивший несколько лет, – бумага была меловая. А года три назад стали отбирать рецепты, и это осложнение преодолеть нельзя, а рецепты не дают врачи.

Желаю тебе всякого добра. Если увидишь Солженицына – передай ему привет. Карлику тоже. Я видел его сына недавно – в то время, когда отец отмечал 70-летие.

Напиши, когда приедешь в Москву.

В. Ш.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

16 июля 1968

Дорогой Яков.

Поздравлять меня с похвалой «Литгазеты»1 не нужно, но мне очень дорог твой отклик. Разыгрывается шахматная партия, начатая несколько лет назад, – трудность походки, улиткоподобность движения в газетно-журнальном и издательском мире растягивают эту партию надолго. Ответ Лесневского на анкету газеты – это один из ходов этой партии на газетно-журнальной шахматной доске.

Приедешь – я расскажу тебе подробно. Коротко: вокруг «Юности» большой круг людей, симпатизирующих мне – в стихах, прозе и биографии – и не симпатизирующих Твардовскому, критикующих его за то, что он в своем глупом поприще просмотрел мои работы в свое время.

Кроме того, генеральная линия «Нового мира» в части стихов основана на догматической некрасовщине, на устарелой поэтике – порочна с начала до конца.

Я со своим увлечением каноническим русским стихом, уверенный в безграничной возможности этого стиха и обладающий достаточным запасом стихов для публикаций – стихов программных, основанных на достижениях всей русской лиры ХХ века, связанный традицией со всем лучшим, что дал ХХ век русскому стиху, – был бы очень необходимым автором для поэтического отдела «Нового мира» – сейчас ведь нет стихов. Окуджава, м<ожет> б<ыть>. Кое-что?

Все, что печатают, – это нельзя назвать большой поэзией. Стихи – это дело очень тонкое, и, конечно, меньше всего победы будут на Некрасовском пути. В поэзии это все – пройденный, давно пройденный этап… Стихи Некрасова могут вызвать только горестные эмоции у культурного читателя, у молодого поэта.

Лесневский, автор ответа на вопрос анкеты «Л<итературной> г<азеты>» – автор ряда книг о стихах – Маяковского плана. Но он понимает, что нужно новое. Вот это новое он видит и в моих стихах, и в прозе. Сейчас вышла книга Луначарского «Воспоминание и впечатление»2 – там много есть занимательного – вплоть до поминания фамилии Зиновьева в весьма ответственный момент.

Решили, очевидно, сократить сугубую внимательность по отношению ряда бывших имен. Посмотри сам, если не найдешь, возьмешь книгу у меня.

Приезжай скорей в Москву. Я до сих пор еще не начал протезироваться у С. Л. Розенштама3.

Выполняя его указания, я сделал снимок, закончил леченье, но оказалось, что надо еще удалять все лишнее. Я думал, что это сделает в лечебнице С. Л., но оказалось не так, и удалять и залечивать рану мне пришлось в своей поликлинике.

Привет Н. Е. Жму руку.

В.

Из воспоминаний Луначарского очень хорошо видно, что он всегда работал с комиссаром, будучи наркомом просвещения. Ленин ему не верил ни на грош. Сначала это была Крупская, потом Покровский, Варвара Яковлевна, позднее Вышинский…

Примечания

1 Имеется в виду ответ Станислава Лесневского на вопрос «Литературной газеты» о том, какие стихи, опубликованные в литературных журналах в первом полугодии 1968 года, кажутся ему наиболее примечательными. С. Лесневский назвал стихи В. Шаламова, опубликованные в № 3 «Москвы», № 5 «Знамени» и № 5 «Юности» («Литературная газета», 10 июля 1968 года).

2 Речь идет о книге: Луначарский А. В. Воспоминания и впечатления. М.: Советская Россия, 1968. 376 с.

3 Розенштам С. Л. – врач-стоматолог в поликлинике Литфонда.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

23 июля 1968

Дорогой Яков.

Спасибо тебе за твою сердечную открытку.

Со мной в «Советском писателе» произошел занятный случай. Я сидел у Регистана1 (это сын нашего Эль-Регистана, автора пресловутого «Гимна» – но то же в годах – он заведует поэзией «народов СССР») и ждал своего редактора Фогельсона2 – принес ему для будущего сборника стихи.

Регистан говорит:

– Вы не хотели бы, В. Т., перевести для нас (а я им переводил раньше несколько раз, пять-шесть лет назад)?

Я говорю:

– Хочу и обязательно к вам зайду поговорить на эту тему.

Регистан говорит:

– Не когда зайдете, а берите прямо сейчас. Пойдемте я вас познакомлю с автором, и, если его судьба и стихи покажутся интересными, – берите.

Мы вышли, и он познакомил меня с минским еврейским поэтом (пишет на еврейском языке) наших лет, был на войне, потерял ногу на войне, а после войны получил срок и просидел десять лет в лагере. Вторая нога за это время потеряла гибкость, образовалось что-то вроде