Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

Ну – сам понимаешь, еврей, да еще инвалид войны с протезом, да еще лагерник, да еще поэт, пишущий стихи. Я говорю Регистану:

– Да, я возьму переводы, а где стихи? Стихов нет – привезет через полчаса.

Приехал мой редактор. Мы отвлеклись разговором об удивительной судьбе Беленького. Я разговаривал и все время думал: если хоть строчка будет в этих стихах в благодарность за судьбу и муку хоть бы в самой завуалированной форме, я этих стихов не возьму. Откажусь.

Привозят стихи. Я просматриваю то, что мне досталось (мы переводим пополам с Озеровым), и ничего «компрометирующего» не нахожу. И беру. Потом просмотрел дома. Это – поэт, божьей милостью, поэт-самоучка, разбитый жизнью лагеря и войной. Трещина по сердцу, тревога, во всех строчках ни звука, что было бы подлым, уклончивым. Нет такой строчки. Весь тон отличает строгость, искренность, обида.

Я обещал и ему, и Регистану сделать все, что в моих литературных силах, чтобы эти стихи не утратили тех качеств, которые всякий стих всегда теряет при всяком, даже гениальном переводе. Сегодня он был у меня – Мальтинский Хаим Израилевич3. Его мать, жену и детей немцы убили.

Что за жизнь, Яша. Я похвалил стихи, сказал, что для меня самое главное, чтобы вы ничего не забыли, ни Гитлера, ни Сталина. Но и по стихам видно, что автор не забудет, не собирается забывать. Нет стихов «проходных» или фальшивых, а счастье – еврейское счастье, шутки – еврейские шутки.

Я очень доволен. Перевожу на полный ход. Это ведь очень легкое дело (по подстрочнику). Когда-то я переводил до 300 строк в день. Неожиданно главную роль сыграла секретарь отдела Регистана – Наташа. Она сказала: «Чем вы будете сидеть в коридоре – сидите здесь. Фогельсон сейчас придет». И возник этот разговор, когда пришел не Фогельсон, а Регистан.

Теперь о стоматологе. Тут вот как получилось. Леченье в зубной поликлинике тянулось чуть не месяц – компрессы не сняли опухоли с крайне важного последнего коренного зуба. Сделав снимок, я направился на консультацию (там есть специалист-консультант), который записал в лечебной карте об удалении трех зубов, в том числе коренного.

Со снимками я отправился к С. Л. <Розенштаму> (сговорился по телефону). Он посмотрел снимок и сказал: «Зубы надо удалять», – и написал записку об удалении четырех зубов.

Я думал, что эти удаления он сделает в своей поликлинике сам, но оказалось не так. В ближайший же день все четыре зуба удалены (лишний зуб выдернут против намерений стоматолога Литфонда). Удалены все те зубы, о которых писал С. Л. Когда зубы зажили и неделю перед я ему позвонил, он сказал, что в поликлинике вашей прием работ и заказов прекращен и мне нужно дождаться 12 августа, снова позвонить ему. Разговор был числа 10? 11? Вот я и жду.

Зубы у меня все зажили, пять зубов выдернуто, но никаких надежд на изготовление протезов пока еще нет. Я думал, что ты застанешь начало работы, если нет никаких других причин отсрочки (нежелания и так далее). Об этом я судить не могу, но, конечно, уже начали бы что-то делать в Литфонде, в рабочей поликлинике или в платной лечебнице – зубов ведь нет совсем – было девять, пять удалили.

Сердечный привет Нине Евгеньевне.

В.

Примечания

1 Регистан Гарольд Габриэльевич (настоящая фамилия Уреклян; 1924–1999) – советский поэт, переводчик. Автор текстов более чем 400 песен, участник Великой Отечественной войны. Много занимался переводами с языков народов СССР. Сын журналиста и писателя Эль-Регистана Габриэля Аршаковича (1899–1945) – соавтора (совместно с Сергеем Михалковым) слов Государственного гимна СССР (1945).

2 Фогельсон Виктор Сергеевич (1933–1994) – главный редактор отдела поэзии издательства «Советский писатель». Во времена СССР часто умудрялся обходить цензуру и публиковать стихи поэтов, которых не печатали другие издания. Булат Окуджава написал про него песню («Витя, сыграй на гитаре…») с посвящением «В. Фогельсону». Виктор Фогельсон был редактором всех пяти прижизненных сборников стихов Варлама Шаламова.

3 Мальтинский Хаим Израилевич (1910–1986) – еврейский поэт, с 1973 года – в Израиле. В сборнике стихов «Бьется сердце родника» (М.: Советский писатель, 1969) многие стихи даны в переводе В. Шаламова.

В. Т. Шаламов – Я. Д. Гродзенскому

31 июля 1968

Дорогой Яков.

С сыном твоим я уже говорил по телефону о рецептах. Сергей Яковлевич был так терпелив, что добился понимания лишь вторичным звонком.

Работа по стихотворным переводам мне хорошо знакома. Я много переводил в 1956–58 годах и для «Советского писателя», отдела поэзии народов СССР, и для Гослита, и для «Иностранной литературы» – издательства, а не журнала – для них я перевел несколько стихотворений Радована Зоговича1 – это очень хороший современный поэт, серб, на сербскохорватском языке пишет. Переводы были трудны, но интересны, и я не пожалел времени, тем более что тогда из «Москвы» меня вышибли, а было надо что-то делать.

Я перевел Зоговича хорошо, удачно. Редакторам очень понравилось. Однако оказалось, что издание Зоговича у нас – это хитрость сталинистов – российских и московских. Оказывается, Зогович – враг Тито, ярый сербский сталинист, всю силу тратит на борьбу с Тито.

Когда после разрыва с Югославией Хрущев уступил нажиму справа – в Москве стали спешно готовить сборник стихов Зоговича, никогда у нас не издававшегося, а когда определили – курс на сближение с Югославией, Зогович был неуместен. Его и не издавали, и вся моя работа пропала (кроме уплаты грошового аванса), и я материл Слуцкого про себя, что не предупредил о сталинистской роже Зоговича. Я бы все разгадал и не взялся.

Переводы стихов – дело хорошее и нетрудное, и очень напряженное. Строк 300–400 за день я переводил, а Евтушенко уверял, что может перевести до 1000 строк за шестичасовой рабочий день. Возможно, главный минус этой работы в том, что по нашей издательской практике материальный эффект наступает только через три года (как при издании обычных стихов)!

В «Советском писателе» я когда-то в 1957 году переводил Исхака Машбаша2. Это такой обычный партийный работник, начисто бездарный человек (как, между прочим, и Джалиль3 – Муса Залилов, которого я хорошо знал по университету и общался с ним в Черкасском переулке).

Машбаш жал на все свои партийные национальные педали, требуя превратить его в поэта. А когда увидел, что я этого делать не хочу, отказался от моей работы по переводу его стихов. Сотрудники «Советского писателя», да и сам я много раз его спрашивал, в чем