Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

светом. Мы сели на ступени, было уже поздно. Коля заботливо спрашивал, не холодно ли мне, как я себя чувствую после выпитого вина и не болит ли голова у меня. В его словах было много мягкости и заботливой дружеской нежности, как будто он говорил с ребенком. Потом он обнял меня, положил мою голову на свое плечо и, сняв пиджак, набросил мне его на плечи. Я сидела, положив голову на его плечо, а потом легла головой на его колени и смотрела на крупные звезды, горящие в небе. Мне казалось, что они дрожат и двигаются, меняя свои места. Я отыскивала любимые созвездия и называла их Коле, говоря, что люблю звезды. «Зачем, Таня, любить звезды? – улыбнулся он, и я видела, как блеснула полоска его белых зубов. – Звезды слишком высоко от нас, Танюша, надо любить что-нибудь реальное, достижимое». – «Но я тебе, Коля, не сказала, что люблю одни звезды». Его лицо озарилось улыбкой. «Ты рассуждаешь вполне здраво, и ты мне определенно нравишься. Хотя ты и дитя, а ум у тебя не детский, у тебя есть чувство меры, и ты умеешь владеть собой. Молодец, хотя ты и выпила лишнее, но меру знаешь, не то что Оля и Таня. Скажи мне, неужели ты зимой сердилась на меня за мой поцелуй в день твоего рождения? Но я тогда тебя поцеловал не случайно, это было вполне искренно. Знаешь, ты тогда в белом платье была особенно хороша. Скажи, если бы я поцеловал тебя сейчас, неужели бы ты обиделась на меня?» – «В данный момент – нет, а в другое время не знаю». Он наклонился ко мне и поцеловал меня в губы, потом целовал волосы, глаза, щеки. «Дорогая Танюша, почему ты такая непонятная для меня?» – сказал он, грустно улыбаясь.

Когда я вспоминаю теперь его поцелуи, я не жалею о них. Я достаточно ясно дала ему понять, что не каждому позволила бы себя поцеловать. Но Коля меня привлекал, я чувствовала, что ему довериться можно, его поцелуи были нежны, как и его большие, открытые серые глаза. Мне было хорошо и ново, и странно от его глаз и от осторожной ласки его поцелуев. Он не спугнул очарования звездной ночи, шороха спящего сада.

«Какая же ты все же странная, Таня. Скажи мне, почему ты, разрешая себя поцеловать, ни разу не ответила сама на мой поцелуй?» – «Это потому, что ты, хотя и нравишься мне, но не достаточно сильно. Это не любовь». – «Но разве ты такое большое значение придаешь поцелуям?» – «Как тебе сказать, и да, и нет. Для себя во всяком случае большое». – «Ты не похожа на наших девочек, я это заметил давно. Так вот какая ты в действительности!» – взглянув на меня, проговорил он. И стал ласково гладить мои волосы. Потом, укачивая меня, как ребенка, прошептал: «А все-таки тебе хорошо сейчас со мной?» – «Да». – «Ну тогда не будем больше ни о чем думать. Ведь едва ли в жизни часто будет так хорошо…» И он опять поцеловал мои глаза и губы.

Наконец, мы поднялись со скамейки и пошли по направлению к дому.

На заре было холодно, все собрались в комнату и ждали первых трамваев. «Ты была, Таня, самая трезвая из нас всех, – заявил Шура, – я этого никак не ожидал». В 5 часов мы поехали домой. Меня провожал Коля.

Дома я успела только переодеться и прибежала на работу, немного опоздав. На вопрос Вити я сказала, что проспала, но Мелихова заявила: «Вернее, недоспала. В 5 часов утра я видела, как ты в белом платье шла с Колей домой». Пришлось сознаться, что я была в гостях у Оли. Спать хотелось адски, мои мысли часто путались, а перед глазами расплывалась улица. После обеда я опоздала на два часа, но зато немного отоспалась. Витя все время на меня ворчал: «Еще что выдумала, в 5 часов возвращаться домой, да еще опаздывать на работу. Все будет сказано твоему папе». «Как бы он реагировал, если бы знал больше!» – мелькнула у меня мысль.

Воспоминание об этой звездной ночи и поцелуях Коли для меня останутся красивым воспоминанием. Но хотела ли я его видеть на другой день, хотела ли я повторенья? – Нет! Я поняла, что, слегка увлекаясь им, я, видимо, не могла бы в него влюбиться. Да и способна ли я еще по-настоящему влюбляться? Что чувствовала бы я, если бы меня целовал так Павлуша? Лучше не думать об этом. Опять слишком больно. Как я жажду настоящей любви…

25 августа. Вчера вечером ко мне пришла Оля, а позднее – Коля и Миша. Они принесли с собой бутылку ликера и сладости, а я их угощала чаем. Мы шутили друг над другом, вспоминая события из нашей институтской жизни; Миша также не оставил в покое Олино рождение, подсмеиваясь над ней. Коля, как всегда, был весел и прост, а Миша изощрялся в своем остроумии. Я им рассказала, как недавно был у меня Мара и ел со мной вареники с вишнями, рассказывая про свои похождения. Мы долго с ним сидели в тот вечер на балконе, смеясь, а теперь он исчез, никто его не видит, и неизвестно, почему он снова не показывается. Миша, конечно, использовал и это для острот. Неожиданно забежал Витя, спросил, не приходил ли ко мне Сережа с Олесем, а также, кто у меня сидит на балконе? Я его уговаривала остаться, но у меня был раздраженный вид, и он ушел. На другой день Сережа мне сказал, что в этот вечер Витя не был дома, а в 2 часа влез к нему в комнату через окно и ночевал у него. Что это было с ним, я до сих пор не знаю.

27 августа. Сегодня я вернулась с работы, это был последний день нашей геодезической практики. Дома я застала маму и Борю. Скоро я должна уезжать в Крым на геологическую экскурсию. В институте заранее начали составлять бригады, и даже начал организовываться «СОЗ»[280] из Запасчикова[281], Овсеенко[282], Вити, Сережи, Шаровара и еще нескольких студентов. Из девочек решили взять только меня. Это подчеркнуло их хорошее товарищеское отношение ко мне. В «СОЗ» начала проситься Оля, и Овсеенко был за ее принятие, а также за принятие Беловой, но это все испортило, и начались недоразумения. Запасчиков, Витя и Шаровар были против этого и ликвидировали «СОЗ», а вместо него составили бригады, и в бригаду Вити из девочек попала я