Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

меня и, улыбаясь, сказал: «В вас что-то есть, внутренний какой-то, неуловимый свет. Я теряюсь, не знаю, как это назвать, он горит в ваших глазах, озаряя ваше лицо. Я могу сказать вам одно, – не бойтесь жизни, она часто бывает занятной, идите смело вперед, она вас не обманет».

14 июня. Вчера был вечер самодеятельности в Кичкине. Я еще ни разу не ходила туда на вечер, но в этот раз решила пойти. Я одела белое платье, светлые чулки и туфли и нитку мелкого жемчуга на шею. Когда я, уже одетая, вошла на террасу, Попов взглянул на меня и улыбнулся, а потом, подойдя ко мне, сказал: «Вы, инженер, сегодня очаровательны, и к тому же будто даже это и не вы. Был мальчишка, бегающий по аллеям и карабкающийся по камням, а сегодня мальчишка исчез, и появилась изящная маленькая леди. Вы настоящая маленькая леди, в вас все выдержанно и стильно, ничего нет лишнего в вашем наряде. Даже ваши движения стали другими, столько женственности в вашей фигурке. Когда я увидел вас, моя рука потянулась к шляпе, чтобы почтительно с вами раскланяться».

Вечер в Кичкине был неинтересен и скучен, а световая газета была глупа по содержанию. Она вызвала целый ураган недовольства, потому что в ней оскорблялась «Жемчужина». Идут собрания два дня, и редколлегии влетело. Все страшно волнуются, но меня это мало касается, я в стороне от жемчужинских дел.

15 июня. Вдруг за мной стал неожиданно ухаживать молодой шофер 22 лет, татарин Ваня. Как-то он, когда я сидела у моря, подошел ко мне и, сев рядом, начал со мной разговаривать. Он долго рассказывал о здешних нравах и поведении отдыхающих, и хотя я многое видела сама и слышала из разговоров отдыхающих женщин, но его рассказы удивили меня. Здесь нет намека на увлечения, это просто грубый разврат. Но Ваня привык к этому и говорит, что в домах отдыха всюду так принято. Он попробовал меня обнять, но я спокойно заявила, что терпеть не могу, когда ко мне лезут с объятьями или с поцелуями, что я рассержусь и сейчас же уйду. После этого он сидел со мною смирно, был вежлив и разостлал на камне свою куртку, чтобы я не запачкала платье. Мы начали говорить о другом, а когда солнце склонилось к западу, он проводил меня на нашу дачу.

17 июня. Вчера была на вечере в Хараксе. Сидела с отдыхающим из Днепропетровска. Он был похож в черном длинном халате на средневекового монаха, и я подсмеивалась над ним. Он слегка насмешлив, холодноват, и это мне в нем понравилось. Ваня, увидев меня с ним, долго смотрел на меня. Он почему-то думал, что на этот вечер я пойду с ним, и был обижен, о чем мне намекнул при встрече. Концерт в этот раз был хороший, но он кончился поздно, и я на танцы не осталась. В «Жемчужину» меня провожал после концерта мой новый знакомый, который отдыхает в санатории Кичкине. Мы шли с ним по аллее под руку, перебрасываясь словами. Он кавалерист, любит, как и я, лошадей, и у нас нашлась общая тема для разговора. Было немного прохладно, тихо, и в воздухе разносились ароматы цветущих роз и далекий шум моря. Выглянула луна, придавая всему таинственность, заливала природу серебряным светом, еще более подчеркивая ее красоту.

Ваня сегодня со мной не разговаривает и смотрит на меня сердито. Вот чудак, очевидно ревнует. После обеда я пошла гулять в Чаир с Ханом, так я мысленно назвала одного отдыхающего из «Жемчужины». Мне хотелось еще раз посмотреть знакомые места перед своим отъездом. Я повела его по крутым тропинкам в гору. Он карабкался, отставая от меня и жалуясь, что из-за меня у него будет порок сердца, а я быстро и легко поднималась вверх и потом, обернувшись, поджидала его, смеясь над ним. Он бывший красноармеец, раненный в Гражданскую войну, теперь командир Красной Армии. Говорит очень неправильно, но у него есть природный ум, и, очевидно, он много читает. В Чаире сейчас цветет столько роз всех оттенков, что это какое-то царство роз. Заросли розовых роз, кусты белых роз, которые густо обступают озеро с золотыми рыбками. Кругом кусты темно-красных и как кровь красных роз, и я не могу налюбоваться ими. Розы дрожат у меня в руках, и я прячу в них лицо, вдыхая их аромат. По стенам дворца вьются нежные чайные розы. Мы сидим среди роз, и не хочется от них уходить, розы окутывают нас своими чарами. «Ах, как мне не хочется от них уходить, как не хочется уезжать отсюда!» – вырвалось у меня. – Он сказал: «Я бы отказался от всего, ничего бы не требовал, только бы было можно дожить свою жизнь здесь, среди этих роз. Только когда приедешь сюда, то понимаешь, как должны жить люди, и такой бледной и серой иногда кажется повседневная жизнь. В нашей жизни нет цветов, ярких красок, и трудно к ней возвращаться, а очень многие ни разу в жизни и не видели красоты. Мы счастливы, что иногда можем насладиться коротеньким кусочком жизни среди цветов на берегу южного моря. Теперь, конечно, сюда попасть простому человеку легче, но все же большинство и не мечтают об этом». Он вздохнул и продолжал: «Вот если бы жизнь была устроена так, что все могли бы жить среди таких цветов, – это была бы настоящая жизнь, прекрасная, справедливая. Человечество было бы счастливо. В мире все рано или поздно приходит в равновесие. Теперь особенно тяжелый переходный период, когда рабство, длившееся века, распадается во всем мире, но настанет время, когда жизнь, как и люди, изменится к лучшему, настанет счастливая пора». – «А вы верите, что когда-нибудь так будет?» – спросила я. – Он покачал головой: «Хотелось бы верить в полное счастье для человечества, но не верится. Мне думается, что жизнь намного может быть лучше, чем теперь, но полного идеала никогда не достигнет, к сожалению. Все люди не могут жить одинаково, потому что сами слишком различны». Мы долго еще сидели молча, погруженные в свои мысли.

18 июня. Сегодня, идя к морю, я встретила Аю. Он подошел ко мне и, лукаво улыбаясь, сказал: «Я вам, Танюша, что-то покажу. Только прежде скажите, что не будете на меня сердиться!» Он так попросил, что я улыбнулась и ответила: «Нет, не буду». Тогда он, сияя, вытащил из своего бумажника карточку, на которой были сняты я и Лида в купальных костюмах у моря.