Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

из Варшавы! Что же касается князя В., которого я не знаю, но с братьями которого знаком, то он принадлежит к семье, известной своими рыцарскими чувствами и душевным благородством. Кроме того, как вы хорошо выразились, он Русский, а все Русские – ваши подданные.

Вернемся к моей жизни. Никакая римская матрона не послужила для меня моделью, и я, как Антей, не могу покинуть родной земли, не лишившись и тех немногих сил, что имел. Кажется, повесть, которую я послал отсюда в «Современник», имела успех, а теперь я приступаю к довольно большому роману, план которого я, по-моему, вам рассказывал как-то вечером в Париже. С тех пор план этот претерпел большие изменения. Кстати, вам известно, как страстно я желаю знать ваше мнение обо всех моих вещах, которые вы читаете. Постарайтесь превозмочь скуку, которую они на вас навевают, и будьте добры сказать мне о них ваше мнение. Bitte, bitte (Пожалуйста, пожалуйста (нем.)!..

…Полинетта просит меня заказать ей платье. Я не против, но решите сами, что следует сделать и за какую цену. Вот кто еще будет рад видеть вас! Когда она будет целовать вашу правую руку, подумайте, что я целую левую. Поцелуйте за меня детей. Тысяча приветов Виардо, г-же Гарсиа и всем друзьям. Будьте здоровы и не забывайте. Den Ihrigen bis in den Tod (Верного вам до гроба (нем.)» (Рим, 20 января 1858 года).

К обоим женщинам Тургенев испытывает глубокое уважение, но в первом случае он свободно обменивается мыслями и пережитым со своим адресатом, признаваясь в том, какую ошибку он совершил, не послушав добрую, мудрую женщину, которая желала ему добра, и, несмотря ни на что, уехав во Францию, к Полине Виардо. Пишет, как несчастлив он был этот прошедший год. Мечтает хоть и потрепанным и измученным, но скорее вернуться домой. Мечтает наговориться и излить душу женщине с прекрасной душой, которой он пишет.

Второе же письмо, предназначенное Виардо, оставляет тягостное впечатление, оно написано как будто особе королевских кровей, которой поклоняется негодный раб. И почти в каждой фразе угождает ей: «Я преисполнен благодарности за память обо мне», посылаю письмо «согласно вашему указанию», «надеюсь, что вы найдете Виардо совершенно излечившимся от своего прострела». В свите великой княгини есть «некая девица Штуббе, которой… вы дали несколько уроков и которая вас почитает и обожает, что вполне естественно». И даже расшаркивается перед ней за всех соотечественников: «…как вы хорошо выразились он Русский, а все Русские – ваши подданные».

Обеих женщин он просит прочесть его последние произведения и высказать о них свое мнение. Но если это звучит вполне искренне в письме к графине Ламберт: «Я хочу прочесть вам мои произведения по двум причинам: во-первых, потому, что я очень к Вам привязался; а во-вторых – потому, что Вы мне можете сказать очень много дельного и полезного. И в письме к Виардо: «Постарайтесь превозмочь скуку, которую они на вас навевают, и будьте добры сказать мне о них ваше мнение. Bitte, bitte (Пожалуйста, пожалуйста (нем.)!» А затем он ей пишет о музыке и об опере, то есть о том, что может быть интересно этой «королевской особе». Читаешь и поражаешься: неужели это пишет Тургенев, наш великий писатель, знаток человеческих душ, и как это сумела скрутить его в бараний рог эта женщина, или же и правда был он околдован и пленен ее цыганскими уловками? Помните, что Сен-Санс утверждал, что Виардо обладала не простым умом, но «дьявольским».

* * *

Из России Тургенев продолжал писать письма Виардо, хотя все реже. Как всегда, сообщал ей об оперных постановках в Петербурге и Москве или же о политике, да еще информировал о высылке денег за опекунство. И конечно, интересовался планами Виардо, ее гастролями, отзывался с восторгом о ее пении. Но он не писал о себе, о своих мыслях и чувствах. А графине Ламберт он доверял свои самые сокровенные думы. Его письма к Ламберт, особенно за 1857–1862 годы, являются поистине зеркалом его души, всех ее переживаний и треволнений. В эти годы его переписка, как и встречи с Ламберт, становится все более частой и необходимой великому русскому писателю.

Тургенев часто посещал Ламберт в Петербурге в ее доме на Фурштатской, и не скрывал этого от Виардо: «…я часто выезжаю, но прилежно посещаю лишь один, дом – графини Ламберт (кажется, я писал вам об этой очаровательной женщине; она немолода, в ее волосах больше седины, чем в моих – но невозможно иметь ум и сердце более. Нет, нет подходящего хорошего эпитета, применимого в равной мере к сердцу и уму; словом; они у нее превосходные. Она одарила меня своей дружбой – и вот почти все вечера я провожу у нее…» (1 февраля 1859 года). Им было хорошо вдвоем. Эти встречи давали обоим душевное тепло и умиротворение: «С радостью думаю о вечерах, которые буду проводить нынешней зимою в вашей милой комнате. Посмотрите, как мы будем хорошо вести себя, тихо, спокойно – как дети на Страстной неделе. За себя я отвечаю». И добавляет: «Я хотел только сказать, что вы моложе меня». Значит, не всегда было тихо и спокойно, особенно со стороны графини. «Помните, как вы плакали однажды? Я напоминаю это вовсе не для того, чтобы подтрунить над вами, что ли, нет, сохрани Бог. Не слезы ваши меня трогали, а то, что вы могли и не стыдились плакать», – писал ей Тургенев. То, что светская женщина, очень чинная, при нем, однако, плакала, говорит о большой душевной близости. И у него на душе было нерадостно, он горько страдал из-за неверности Виардо и делился своими сокровенными переживаниями с графиней.

Наверное, были у графини Ламберт свои сердечные раны, они делились друг с другом, решали вечный вопрос о жизни «без счастия», но Тургеневу приходилось еще труднее: у графини, по крайней мере, была вера в Бога. Но и ее положение не совсем легко. Ее дружественность к Тургеневу готова была временами прорваться в нечто большее, но не встречала с его стороны ответа. В октябре того же 59‐го года получил он в Спасском от графини письмо более нежное, чем обычно. «Какое странное, милое, горячее и печальное письмо – точно те короткие, нешумные летние грозы, после которых все в природе, еще более томится и млеет», – замечает он. Здесь же от нее прозвучал упрек, что он начинает с нею скучать. Тургенев это отвергает. Нет, не скучает нисколько. И не может так быть, ибо есть на