Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

поразмыслив хорошенько дело, вы, я надеюсь, убедитесь сами, что для меня после всех моих треволнений и мук душевных, после ужасной зимы в Париже – тихая, исполненная спокойной работы зима в Риме, среди этой величественной и умиряющей обстановки, просто душеспасительна. В Петербурге мне было бы хорошо со всеми вами, друзья мои – но о работе нечего было бы думать; а мне теперь, после такого долгого бездействия, предстоит либо бросить мою литературу совсем и окончательно, либо попытаться: нельзя ли еще раз возродиться духом? Я сперва изумился предложению (В.П. Боткина), потом ухватился за него с жадностью, а теперь я и во сне каждую ночь вижу себя в Риме. Скажу без обиняков: для совершенного моего удовлетворения нужно было бы ваше присутствие в Риме; мне кажется, тогда ничего не оставалось бы желать…»

Ницца. Среда, 21 октября 1857 года:

«Дорогая госпожа Виардо, вчера вечером мой спутник и я ступили на итальянскую землю. Встретила она нас угрюмо, ибо здесь уже два дня стоит отвратительная погода, идет дождь, ветрено, холодно. Мы покинули Париж в субботу и трижды ночевали дорогой: в Лионе, Марселе и Драгиньяне. (N.В. Как все-таки безвкусен Марсель!!) Местность между Драгиньяном и Ниццей восхитительна – пересекая Приморские Альпы, на каждом шагу встречаешь чудесные виды. К тому же всегда так приятно, я бы даже сказал – так трогательно чувствовать, что приближаешься к Италии… И лишь одного, увы, нам недоставало!… молодости. Но «ты стенаешь слишком поздно». Ницца, насколько о ней можно судить сквозь пелену дождя, красивый город; однако дома здесь слишком высокие. Контраст между гигантскими пропорциями этих домов и пустынностью улиц придает им вид одновременно тоскующий и жадный; кажется, что они, раскрыв пасти, поджидают путешественников. Но растительность великолепная. Пальмы, апельсиновые деревья, магнолии, к тому же все эти экзотические и необыкновенные деревья выглядят здесь совершенно естественно и at home… He говоря уже о громадных оливах, приморских соснах и т. д. и т. д. Завтра мы уезжаем в Геную, здесь еще очень мало народу, и к тому же мне не терпится оказаться в Риме у себя за рабочим столом.

Полагаю, что вы должны быть еще в Куртавнеле, и все-таки пишу это письмо на улицу Дуэ, так как думаю, что, пока оно дойдет, вы уже будете в Париже. Весь день провел с Полиной – мы вместе ходили к итальянцам. У нее доброе сердце, и я часто думаю о ней с большой нежностью».

Между тем госпожа Виардо снова начинает гастролировать и на письма Тургенева отвечает скупо и редко. В декабре и январе 1857 года она пела в Варшаве, где имела шумный успех в «Севильском цирюльнике». В марте – июне 1858 года она «произвела решительный фурор» в Берлине, Лейпциге и Дрездене. Летом же, как обычно, Виардо выступает в Лондоне. В Париж Виардо вернулась лишь в конце марта 1858 года.

Прошло полтора года после отъезда Тургенева во Францию, и куда-то улетучилось первоначальное ощущение счастья, и теперь его удел – лишь грусть и пустота. Об этом говорит очень серьезное и печальное письмо Льву Толстому от 27 марта 1858 года из Вены: «Давно я не писал Вам – я у Вас в долгу, – но часто думал о Вас и вот теперь, приехавши в Вену, беру перо и хочу немножко поболтать с Вами. Я полагаю, Вы знаете, что я скоро возвращаюсь в Россию, во всяком случае не позже конца мая…

…Что Вам сказать о себе? – Мое здоровье всё так же дурно – и я нахожусь в Вене для консультации с известным здешним доктором. Много мне повредила моя болезнь – лучшие дни были ею отравлены, – а все-таки я вынес великое впечатление из Италии, которую в этот раз больше узнал, чем прежде. Я доволен зимою, прожитою в Риме. Несколько хороших семян запало в душу, – взойдут ли они – это господь знает.

Эх, любезный Толстой, если б Вы знали, как мне тяжело и грустно! Берите пример с меня: не дайте проскользнуть жизни между пальцев – и сохрани Вас бог испытать следующего рода ощущение: жизнь прошла – и в то же самое время Вы чувствуете, что она не начиналась – и впереди у Вас неопределенность молодости со всей бесплодной пустотой старости. – Как Вам поступить, чтобы не попасть в такую беду – не знаю; да, может быть, Вам вовсе и не суждено попасть в эту беду. Примите по крайней мере мое искреннее желание правильного счастья и правильной жизни. Это Вам желает человек глубоко – и заслуженно – несчастный…»

Тяжело на душе у Тургенева, и происходит эта печаль, по-видимому, из-за того, что чувствует он себя проигравшим. Он приехал во Францию с надеждой поймать птицу счастья, но она лишь коснулась его крылом и полетела дальше, следуя своим путем. Он одинок, ведь он незримыми узами привязан к женщине, которая любит лишь себя и свое творчество. Она принимает его поклонение и пользуется им, не отпускает его, но отдает явное предпочтение другим…

22. Графиня Ламберт

В 1856 году, когда Тургенев начал хлопотать в Петербурге о получении разрешения на выезд за границу, он познакомился с графиней Ламберт. С этого времени начались их регулярная переписка и частые встречи. Общение с Елизаветой Егоровной Ламберт открывает одну из самых светлых и возвышенных страниц в жизни писателя, о чем говорит их переписка. Продолжался обмен письмами вплоть до 1867 года, то есть переписывались они около десяти лет.

Елизавета Ламберт (1821–1883), урожденная Канкрина, родилась в семье видного государственного деятеля, занимавшего с 1823 по 1844 год пост министра финансов, графа Егора Францевича Канкрина и жены его Екатерины Захаровны (урожденной Муравьевой), сестры декабриста, члена Южного общества Артамона Захаровича Муравьева. Она вышла замуж за графа Иосифа Карловича Ламберта, воспитанника Ришельевского лицея в Одессе, быстро сделавшего себе завидную карьеру при дворе наследника престола, а впоследствии императора Александра II. Благодаря блестящему воспитанию, личным качествам и высокому положению в петербургском обществе дом графа и графини Ламберт стал предметом искательства для столичной знати, чиновников и молодежи.

Письма Тургенева графиня Ламберт перед смертью передала своему родственнику в запечатанном пакете, с пожеланием об их опубликовании не раньше чем через 15 лет. Они были изданы в 1915 году, и вступление к ним написал Г.П. Георгиевский. Строки из этого предисловия мне хочется привести:

«Это новое знакомство в 1856 году очень скоро выдвинулось вперед из ряда петербургских знакомств Тургенева и заняло среди них, да и среди других знакомств