Мамона и музы. Воспоминания о купеческих семействах старой Москвы - Федор Васильевич Челноков

нам, а то и знакомым предложит, а остальное на вес. Таким образом мы купили у него с Сергеем Васильевичем замечательный чайный прибор из серебра в стиле ампир с тончайшей чеканкой, по 23 копейки за золотник, потом бы я Сергею Васильевичу дал рубля полтора. Так он собрал всем детям все, что было им нужно, раскладывая в отдельные шкатулки, чтобы потом ссор не было.

Когда Митя женился, то там оказался и жемчуг для Нади, и бриллианты, и всякое драгоценное хозяйственное обзаведение. Мимо него ничего не проходило, покупались редкие и ценные картины. Была у него «Мадонна» Рафаэля, Менгс, «Аполлон» Карло Дольче и много-много хороших картин – во всем этом он толк знал. Когда же Изгарышев стал ездить в Китай, то уж тут случилась настоящая «китайская болезнь». Чего он ему только не навез: и редчайшие панно, шитые шелками, и картины, и слоны, и мебель, бронзовые боги и будды, и слоновая кость, и халаты – чего [только] не было! Этим Петр Димитриевич страшно увлекался, получая эти покупки как сюрпризы, а, вероятно, это-то ему и было интересно. Когда я женился, мне разом было доставлено четыре пирога – и все с хорошими солонками. Так уж полагалось: от Петра Димитриевича, Сергея Димитриевича, Коли и Мити.

Детей своих Петр Димитриевич снабжал деньгами в форме жалованья и настолько обильно, что каждый в свою очередь мог заниматься своим небольшим спортом. В этом отношении П. П. Матиль был драгоценный человек. С виду этот длинный швейцарец был очень неинтересен, даже и говорил-то он как-то нескладно. Нос был у него не то перебит когда-то, не то уж уродился так. Но в голове этого человека была целая энциклопедия и не поверхностных, а самых основательных знаний. К нему можно было обратиться с любым вопросом, чтобы в самой скромной форме получить точный ответ со ссылками на специальные труды. Павел Павлович, занимаясь с этими весьма болезненными юношами, старался заинтересовать их тем или другим предметом, а нащупав их индивидуальные особенности, пустил их в определенном направлении.

Благодаря этому Митя и пошел по ботанике и, не получив специального образования, к 30 годам был почетным членом Императорского Ботанического общества в Петербурге[165].

Начав заниматься ботаникой с Павлом Павловичем, лет с 12 он уж начал получать специальные журналы и книги в подарки, а дальше, когда в его распоряжение стали поступать деньги от отца, он все затрачивал их на свою специальную библиотеку и инструменты. Когда позволяло здоровье (у него бывали очень часто сильнейшие головные боли, что, впрочем, было и у отца, и у других детей), он с Матилем отправлялся на ботанические экскурсии в окрестности Москвы. Особо обильный материал он нашел около Мытищ, где ему удалось определить такие виды растений, которые еще никем определены не были.

Коля, получивший детский паралич, в этих экскурсиях участия принимать не мог, так как нога у него была больная, но он заинтересовался одной отраслью ботаники – грибами. Но это было больше из подражания брату. На самом же деле была у него наклонность к ремеслам. Он переплетал книги, а когда появилась фотография, он увлекся ей, производя их в удивительно чистой отделке, чего мы при своей невыдержке добиться никогда не могли. Колю вообще интересовала литература и библиография. Он занимался покупкой книг по литературе и искусству. Таким образом у них в доме разом росли три библиотеки. У Мити по ботанике, у Коли по литературе, а Петр Димитриевич покупал все, чего дети по ценности купить не могли. При его библиотеке было богатое собрание гравюр и литографий. У каждого были свои экслибрисы, и не дай бог одному зачитать книгу другого: Коля нападал на отца, отец на Митю, словом, права собственности и порядок соблюдались до педантической тонкости.

Вера Петровна была плоть от плоти этой компании. Она так же говорила с окончанием на «с», была экзальтирована, размахивала руками и, вытаращив глаза, на высоких нотах, с волнением передавала, как провела карманную гувернантку. Всякий пустяк в ее передаче обращался в событие. Главное желание было у нее поскорей выйти замуж, но это не удавалось – уж больно была некрасива. Кажется, сердце ее трепетало по нашему Василию Васильевичу, но таких наклонностей у него не было. Наконец, с трудом, Петр Димитриевич раскопал ей жениха в лице Александра Ивановича Алексеева.

Пара получилась, как гора и мышь. Алексеев по Четвериковым приходился ей чуть ли не двоюродным братом. Верочка и сама была хороший представитель вырождения, а от этого брака получился такой сынок, что никто не знал, как с ним быть. Идиот не идиот, а очень способный к наукам человек, но Верочке всегда приходилось перетаскивать его из класса в класс Поливановского училища. Все в нем было какими-то островами: то тропическая растительность, то Новая Земля с ее ледяными пустынями. Дотащила она его и до университета. Здоровьем он никуда не годился, каждое лето таскала она его на купанья, курорты и добилась того, что обратился он в большого и довольно сильного парня. Но ублюдок так всюду и проглядывал: волоса как лен, щеки красные, а носик крохотный, лицо без бровей. Верочка ничего не видела и мечтала женить его на моей дочке. По сватовству она много хлопотала у разных самых богатых невест, но, конечно, ничего не выходило.

В смысле характера и приемов Верочка, пожалуй, больше всех походила на отца: та же прижимистость и стремление к покупке ненужных вещей ее обуревала. Она накупала удивительные редкости, с которыми сама не знала, что делать. С заднего крыльца и к ней являлись разные приживалки и освобождали от таких покупок. Мужу денег не давала и заставляла вариться в собственном соку, а он считал себя знатоком сельского хозяйства и ни о чем другом говорить не мог. Из хозяйства очень долго у него ничего не выходило, и только благодаря ряду удачных покупок и обменов имения на имение дела его выправились, и он стал крупным поставщиком молока у Чичкина. Фамилия же его по Москве была громкая, был он сродни городскому голове Алексееву – фамилия старинная, только он принадлежал к прогорелой линии.

Верочка же была богата и честолюбива и любила при своей тщедушной и некрасивой наружности в невероятных туалетах (вкус у нее отсутствовал) играть роль дамы-патронессы, жертвуя небольшие деньги и состоя членом в благотворительных заведениях. Появляясь там, она любила потрясти свою фамилию и получить почет, который, собственно, ей не принадлежал. Во всех Сырейщиковых настоящей доброты не было, но они