Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис

Так как Марине было все сложней подниматься на второй этаж в свою спальню, логическим решением этой проблемы было бы установить домашний лифт. Однако это обсуждение пришло к концу после того, как Марина решительно заявила, что ей не нужны никакие «костыли и другие приспособления», пока она сама может подниматься по лестнице. Независимость была для нее показателем того, что все идет не так плохо, как кажется. С упрямой решимостью эта женщина медленно, но решительно продолжала подниматься, иногда карабкаться на второй этаж по лестнице. Теперь помощница, которая выполняла разную работу по дому, стала приходить почти каждый день. Главной ее обязанностью было готовить еду, которая могла бы удовлетворить требовательный вкус Марины.

Последний раз Марина посетила богослужение в конце октября 2018. В последующие дни жизненная энергия медленно ее покидала. Наши ожидания того, что ей станет лучше, не оправдались. Невзирая на все сознательные усилия Марины побольше есть, это у неё никак не получалось. Её организм отказывался принимать любую еду, которая ей предлагалась. О питательных шейках, таких как Ensure или Boost, не могло быть и речи. Они были слишком сладкими для нее. Когда я спрашивал, почему она не ест, она очень неохотно объясняла это либо тошнотой, либо изжогой, но чаще всего просто пожимала плечами и вообще не отвечала. Для меня ее жест означал, что мне, здоровому человеку, она не может объяснить свое отвращение к еде. Лекарство против тошноты, Ondansetron (Zofran), которое хорошо возвращало ей аппетит в прошлом, перестало действовать.

Невзирая на все проблемы, Марина продолжала отвечать на телефонные звонки друзей и родственников. Как всегда, когда кто-то спрашивал её, как она себя чувствует, сильным и бодрым голосом, кратко, как юная пионерка, она отвечала: «Отлично».

Мы прорвемся, Вовка

20 октября 2018 года симптомы резко ухудшились. Она практически перестала есть и слабость ее увеличилась. Как правило, во время ухудшения я предлагал ей быть осмотренным в больнице, чтобы проверить состояние, но она всегда отказывалась, говоря, что это, мол, временно, что ей скоро станет лучше и что она люто ненавидит ходить по врачам. Однако на этот раз она ничего не ответила, а просто стала собираться. Я знал, что, если бы кто-нибудь сказал ей, что это будет последняя поездка в ее жизни, она бы только пожала плечами. Даже в этот период жизни она по-прежнему воспринимала жизнь такой, как она есть, и только когда ничего нельзя было изменить, она безропотно подчинялась судьбе.

Собрав все, что нам могло понадобиться у врача, мы вышли из дома. Без моей помощи Марина сама дошла до гаража. Меня охватила глубокая грусть, когда мы ехали по Дороге Надежды, поскольку на этот раз голос Надежды не был слышен. По дороге в больницу мы не перемолвились ни единым словом. Когда мы приехали, моя изжога достигла такой степени, что мне казалось, внутри меня плещет Ниагарский водопад кислоты. К счастью, исходя из предыдущего опыта, я предвидел подобную ситуацию. Я достал из кармана брюк добрую пригоршню таблеток питьевой соды и Turns, затолкал их ладонью себе в рот, быстро разжевал и запил водой из бутылки, которая у меня была с собой.

Оставив машину у входа, я вышел, чтобы помочь Марине войти в дверь приемного покоя больницы, но, когда я попытался помочь ей войти, она отказалась от помощи. Недвусмысленным жестом она указала мне, что она войдет без посторонней помощи. Ей это удалось и, войдя в холл, медленно двигаясь, она села в одно из инвалидных кресел, стоявших на полу.

Я оставил Марину и пошел припарковать машину. Когда я вернулся, она словно статуя, неподвижно и выпрямив спину, сидела в инвалидном кресле, терпеливо ожидая, когда ее вызовут. Она была бледной и неразговорчивой. Я сел рядом с ней, готовый в любой момент помочь ей. Слабые искры надежды мерцали у меня внутри; я не хотел поверить, что 13-летняя битва за жизнь, которую упорно вела моя любимая подруга, скоро будет проиграна.

Людей, ожидавших приема, было много и, когда я подошел к медсестре и спросил ее, когда вызовут Марину, та ответила, что она хорошо знает, в каком она состоянии, и что ее вызовут при первой же возможности. И правда, уже через 10 минут мы оказались в одной из комнат ER. На этот раз Марина вела себя необычно. Она была молчалива, разговором не интересовалась, но при этом она не проявляла признаков тревоги. Она создавала впечатление человека, смирившегося со своей судьбой, который сидит в лодке «без руля и без ветрил», оторванный от всего мира, и плывет по воле волн.

В кабинете все шло своим чередом. Сначала Марину осмотрела медсестра, сняла жизненные показатели, справилась об истории болезни. Минут десять после того, как она вышла из комнаты, явился врач. Внимательный и вежливый, он задал несколько вопросов, на которые Марина ответила слабо, но ясно и адекватно. Закончив осмотр, перед уходом он сказал, что среди прочего он назначил СТ сканирование головного мозга и вернется, когда получит результаты. Перед его уходом Марина слегка оживилась и открыла глаза. Казалось, ей было чуть лучше, чем когда мы приехали. Затем, слишком усталая, чтобы со мной говорить, она снова закрыла глаза, а я принялся читать книгу, которую я захватил с собой из дому. Вскоре в кабинет вошли техник СТ и ассистент, чтобы забрать Марину на сканирование. Они переложили ее на каталку и увезли. Вернулась она через полчаса. Когда ее переложили на койку, она открыла глаза, кратко посмотрела на меня и снова закрыла их, отключившись от окружающего мира.

Врач не заставил себя долго ждать. Когда он пришел, Марина открыла глаза и вопросительно посмотрела на него. Врач немедленно стал говорить. Когда он закончил, я понял, что в этот момент я услышал худшие вести, которые я слышал за всю свою жизнь. Обыденным тоном, без драматизма, он сообщил нам, что на СТ скене можно легко различить две метастатические опухоли в мозжечке и признаки лептоме-нинигоматозиса в мозгу. При звуках этой зловещей новости Марина ничего не сказала, она лишь слегка кивнула головой и снова закрыла глаза. С минуту я был не в силах вымолвить слова. Потом я спросил врача, что будет дальше. Он ответил, что Марину госпитализируют для дальнейшей диагностики и лечения.

Когда врач вышел, я взял Марину за руку и слегка ее сжал. Она открыла глаза и слабо улыбнулась.

– Расслабься. Все будет хорошо, – сказала она мне. – Сообщи детям. Не волнуйся. Мы прорвёмся, Вовка.

Мы уже знали о метастазах