Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

звон колокола объявил о прибытии на станцию «Юнион». Каждый удар эхом отзывался где-то внутри нее. Хорошо это или плохо, думала Кэсси, но она дома.

По мере того, как поезд замедлял ход, картина за окном обрела четкость, размытые контуры оформились. Взору Кэсси предстала сцена из ночного кошмара. На перроне собралась огромная толпа кливлендцев. Отряд полицейских, направленный властями, должен был сдержать зевак, но сотни людей прорвались сквозь ограждение. Как только поезд полностью остановился, Кэсси услышала крики. Она отшатнулась от окна со слезами на глазах: «Я не могу, я не могу…»

Но вот явились судебные исполнители, и ей пришлось пойти с ними. Подняв меховой воротник и опустив вуаль шляпки на лицо, Кэсси сошла с поезда. Эмиль, нагруженная сумками Фреда и группа маршалов окружали ее плотным кольцом.

Платформа содрогалась от гулкого рокота толпы. Люди грудились вдоль прохода, толкаясь локтями, чтобы пробраться поближе к ней. Густой запах пота и зловонное дыхание; насмешки, острые, как кинжалы; сбившиеся в одну живую массу тела, жадно протянутые руки, слепящие залпы фотовспышек. Эмиль прикрыл ладонью лицо, пытаясь заслониться от фотографов. Толпа буквально наваливалась на них, обращая на полицейских не больше внимания, чем на назойливых комаров. Когда Кэсси наконец добралась до экипажа, ожидавшего у западного выхода, в его окна тут же просунулись хищные руки.

Похожая сцена ожидала ее и у федерального суда. Экипаж остановился в проулке за зданием, чтобы Кэсси могла войти через боковую дверь. Но их заметили, и сотни жителей Кливленда бросились в проулок, чтобы увидеть ее. Кэсси была так слаба, а толпа так напирала, что маршалам пришлось практически нести ее по лестнице. Внутри не было шумных зевак, но государственные служащие тоже останавливались, чтобы поглазеть, как миссис Чедвик ведут по коридорам [44].

Позже в тот же день, удобно устроившись на кушетке в женском отделении, она сказала репортеру: «Мне очень приятно вернуться в Кливленд, потому что теперь я чувствую, что нахожусь среди друзей» [45].

Глава 26

Дорогой мистер Карнеги

Январь 1905 г.

Письмо пришло в середине декабря, будто очередной порыв холодного ветра. Едва взглянув на обратный адрес, Карнеги, наверное, покрылся мурашками тревоги. Оно пришло из Элирии, пригорода Кливленда. Имя отправителя было ему незнакомо: У. Э. Кадмус. Однако в те дни почта из Огайо могла принести только беду.

Карнеги вскрыл конверт, вынул письмо и начал читать. Новость оказалась и хуже, и лучше, чем он ожидал. У. Э. Кадмус не был ни жертвой миссис Чедвик, ни федеральным маршалом. Он был пастором Первой конгрегационной церкви Элирии. Пастор Кадмус недавно получил известие от одного из студентов Оберлинского колледжа, чернокожего парня по имени У. Л. Кэш. Когда обанкротился Гражданский национальный банк Оберлина, юный мистер Кэш потерял все деньги, отложенные на обучение, впрочем, как и множество других студентов. Не говоря уже о честных, трудолюбивых горожанах, которые лишились всех своих сбережений. Город впал в отчаянье.

Карнеги, безусловно, не нес никакой ответственности за убытки жителей Оберлина. Кадмус отнюдь не имел в виду, что он кому-то что-то должен. Конечно, весомость его имени сыграла роль, но вряд ли сам Карнеги был в этом виноват. Тем не менее, писал студент, если его интересуют альтруистические способы распределения своего богатства, Оберлин идеально подходит для подобных вложений.

Карнеги откинулся на спинку кресла и задумался. Заманчивое предложение. Обычно он не раздавал деньги просто так. Но здесь была особенная ситуация. Эти люди пострадали не по своей вине. В том числе студенты. А человек должен иметь возможность получить образование [1].

Да, он мог бы восстановить пропавшие сбережения оберлинцев. Пусть газеты снова напишут о нем что-нибудь хорошее. С другой стороны, если он начнет прибираться за Кэсси Чедвик, снова поползут слухи. Люди наверняка увидят в этом жесте нечто отеческое: в конце концов, это же так естественно – подчищать за своим ребенком? Но отказ помочь тем, кто просит помощи, будет выглядеть еще хуже. Он прослывет обычным скупердяем! Нет уж, лучше рискнуть, какими бы ни были последствия.

«Я рад познакомиться с человеком, которому не чуждо ни небесное, ни земное», – написал он в ответ пастору Кадмусу и попросил предоставить список пострадавших студентов и горожан. Только не предпринимателей – те способны сами о себе позаботиться [2].

Через несколько недель он послал Кадмусу чек на 15 000 долларов, поручив ему проследить за распределением денег. Также выяснилось, что еще три года назад Оберлинский колледж направил Карнеги письмо с просьбой выделить средства на новую библиотеку. Карнеги тогда отверг их прошение, как отвергал запросы большинства университетских библиотек. Так пусть получат деньги сейчас, в трудную минуту! Решено: колледжу Оберлина перевести 125 000 долларов [3].

Однако с такой же легкостью отделаться от правительства не получилось. Суд рассматривал обвинения в сговоре, а не в подделке документов, и это было хорошо. По делу о подделке документов Карнеги пришлось бы давать показания, а суд по техническим банковским делам не требовал его личного присутствия в зале. Однако Салливан полагал, что ему все же придется выступить свидетелем. И действительно, в феврале Карнеги получил повестку в суд [4]. Пришлось смириться. Он дал распоряжение готовиться к поездке.

Карнеги прибыл в Кливленд 4 марта. После нескольких месяцев, проведенных под солнцем Флориды, холодный ветер с озера совсем не понравился его организму. Уже смеркалось, когда Карнеги подъехал к дому своего друга Сильвестра Эверетта на Эвклид-авеню. Вечером того же дня к ним заглянул Салливан. Адвокат настаивал на важности присутствия Карнеги на суде: таким образом он всем покажет, что поддерживает обвинение.

Пока что правительство шло навстречу его пожеланиям. Это дело не требовало от Карнеги дачи показаний. Однако он еще не вышел из-под удара. Адвокаты миссис Чедвик могли заявить, что Беквит и Спир полагались на поддельные векселя, выдавая ей займы, что эти векселя каким-то образом обеспечили ей кредит. Скорее всего, они этого не сделают, поскольку это напомнит присяжным о других предполагаемых преступлениях миссис Чедвик. Но если они все же поступят именно так, тогда Карнеги придется давать показания.

Салливан ушел в начале десятого, оставив Карнеги в тревоге [5]. Будет он давать показания или не будет, теперь зависело уже не от него. Он мог только молиться, чтобы этого не случилось.

Теперь все зависело от миссис Чедвик.

Глава 27

Феникс ее эпохи

Декабрь 1904 г. – март 1905 г.

Когда Кэсси наконец прибыла в тюрьму, измотанная до мозга костей, камера номер 14 показалась ей раем. Снова в Кливленде,