Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

бешено заколотилось. Встретившись с ней взглядом, Карпентер медленно покачал головой.

Ее мышцы среагировали раньше, чем смысл его ответа дошел до мозга. Судорога пробежала по всему телу, а лицо перекосилось, как ни пыталась Кэсси совладать с собой. Ее отправят в «Томбс» [21].

Городскую тюрьму Нью-Йорка недаром прозвали «Томбс»[20]. Она приобрела дурную славу из-за крайне антисанитарных условий. Однако в 1902 году возвели новое здание, с просторными камерами, в каждой из которых была койка, стол, туалет, умывальник и электрическая лампа. Газета New York Tribune восхищалась тем, что теперь «заключенный может прямо проходить через массивную дверь новой камеры, ему не нужно наклоняться» [22].

Что-то костлявое и теплое прижалось к ее ногам. Глянув вниз, Кэсси увидела Эмиля: сын обнимал ее колени. Сдерживая слезы, она попросила заказать для нее экипаж. На это-то у нее денег хватит. Если уж ехать в тюрьму, то как подобает.

Когда экипаж остановился у здания «Томбс», она выглянула в окошко. У входа собралась небольшая толпа: люди поднимались на цыпочках и вставали на бордюры, чтобы лучше видеть. Стервятники. Кэсси опустила коричневую вуаль, чтобы скрыть лицо. Дверца кареты распахнулась. И тут она поняла, что не в силах снова войти в тюрьму. Ноги отказывались ее нести. Эмилю и маршалу пришлось вести ее, плачущую, мимо толпы зевак вверх по лестнице [23].

Кэсси не потребовалось много времени, чтобы возненавидеть «Томбс» [24]. Пусть новая тюрьма и считалась роскошной, все же ей было далеко до той роскоши, к которой привыкла миссис Чедвик. Казалось, ее камеру поместили в угол вечной ночи: она засыпала и просыпалась, окутанная сумраком. Ни малейших удобств, ни капли радости. Кэсси была готова на все, лишь бы снова оказаться в Кливленде.

А для этого нужно было официально отказаться от судебного расследования в Нью-Йорке. Кэсси имела право настоять на предварительном слушании: там обвинители должны были предоставить доказательства, на основании которых ее задержали. Штат Огайо не мог взять ее под стражу до тех пор, пока она не прошла это слушание или не отказалась от своего права на него. Только после этого власти Огайо имели право перевезти ее в Кливленд.

Кэсси хотела сделать это немедленно, но Карпентер и Пауэрс возражали. Настаивая на предварительном слушании, они надеялись замедлить ход рассмотрения дела. Кливленд лихорадило. Местные газеты каждый день публиковали все новые статьи о ее прошлом. Пусть общественный интерес к ее персоне хоть немного остынет, говорили они. Кэсси полдня спорила с адвокатами. Только телеграмма от судьи Олбау, в которой он умолял ее оставаться в Нью-Йорке, заставила ее уступить [25].

Вечером после ужина, состоявшего из рубленой говядины, посыпанной луком, одного апельсина и кофе, она почувствовала себя гораздо спокойнее.

– Сегодня я достаточно устала, чтобы хорошо выспаться, – сказала она надзирательнице на обратном пути в камеру, – даже за этими ужасными решетками. День был чрезвычайно тяжелый, и я благодарна, что он закончился. Не хочу больше проходить через такие испытания [26].

Растянувшись на тюремной койке, Кэсси неожиданно ощутила приятную безмятежность. Впервые после начала нью-йоркской заварушки ей было так спокойно.

Ири Рейнольдс не ожидал, что его положение может стать еще хуже. Вернувшись домой, он обнаружил, что снова ошибся. Пока он был в Нью-Йорке, пришла повестка: он обязан передать ценные бумаги миссис Чедвик в суд по делу о банкротстве. В ту ночь он долго ворочался в постели, но так и не смог заснуть. С первыми лучами рассвета встал и отправился на прогулку, чтобы проветрить мозги. Однако намертво засевшая в голове мысль продолжала наматывать круги. «Одурачен, одурачен женщиной…» [27].

На следующее утро, невзирая на пронизывающий ледяной ветер, Рейнольдс, Сквайр и Стернс собрались в банке Wade Park. Ими руководила суровая неизбежность. То, что они собирались сделать, было одновременно необходимо и бессмысленно. Каждый и так уже подозревал, чем все закончится.

Пакет с ценными бумагами миссис Чедвик вынули из сейфа, печати на конвертах сломали, содержимое достали. Все трое внимательно осмотрели вексель на пять миллионов долларов и трастовое соглашение на 7,5 миллиона долларов с подписью Карнеги внизу. Той самой подписью Стального Короля, которую, как оказалось, вывела женщина средних лет с темными проницательными глазами.

Остальные конверты, хранившиеся внутри пакета, тоже вскрыли: быть может, в них таилось что-то действительно ценное? Но нашли только копию трастового соглашения, долговую расписку на 1800 долларов, подписанную Дэниелом Пайном, и закладную на его дом. И так едва тлевшие искры надежды окончательно потухли [28].

После завтрака Кэсси попросила принести газеты и обнаружила свое имя на первых полосах, а под ним – настоящий хаос, какой только можно создать типографской краской. Они наконец-то вскрыли пакет с ценными бумагами. И выяснили, что ценные бумаги ничего не стоят.

Газета Plain Dealer, казалось, наслаждалась катастрофой: статья на первой странице жирным шрифтом сообщала о 13 750 000 долларов в фальшивых бумагах Карнеги! Автор статьи буквально смаковал позор Ири Рейнольдса, отмечая «горькую иронию» в том, что человек, который «так преданно и упорно хранил эти ничего не стоящие бумаги» и «так безоговорочно верил в их ценность», «сам оказался в числе самых жалких неудачников». А также посмеивался над тем, как, должно быть, «вытянулись лица» банкиров, когда они вскрыли пакет, и напомнил читателям, что афера принесла «бесчисленные убытки многим предпринимателям» [29].

«Короче говоря, мыльный пузырь лопнул, – заключил журналист. – Фундамент, на котором зиждились надежды кредиторов миссис Чедвик, рухнул, а придуманная ею финансовая схема, последние две недели трещавшая по швам, распалась окончательно».

Изучая факсимиле фальшивок, напечатанные в газетах, некоторые читатели посмеивались над тем, что кто-то умудрился поверить в подлинность этих бумаг. Plain Dealer указывала, что в трастовом соглашении немало орфографических ошибок [30], хотя из-за мелкого неровного почерка трудно определить, какую именно букву хотела написать Кэсси. Некоторые буквы и цифры соскоблены перочинным ножом и написаны заново. Кроме того, подписи Карнеги на векселе и на трастовом соглашении заметно отличаются. «Ошибки не самые грубые, – иронизировал автор статьи, – но юрист, врач или любой другой образованный мужчина их точно не допустил бы. А вот может ли так ошибиться женщина, очень умная, но небрежная – это другой вопрос» [31].

Когда некоторое время спустя фальшивки показали самому Карнеги, тот язвительно заметил: «Если люди, видевшие эти бумаги, действительно поверили, что их писал я, мне это совсем не льстит» [32].

Новые подземные толчки продолжали разрушать надежду Кэсси на спасение. В течение следующих нескольких дней первые полосы газет пестрели разоблачениями. Повинную Беквита напечатали во всех крупных изданиях. Элис опознала на