Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

того, что хотели сказать?» – с любопытством спросил он. – «Боюсь, что вы это не поймете, а потому и не стоит об этом говорить до конца», – сказала я, улыбнувшись. – «Нет, я хочу, чтобы вы, раз начали говорить, докончили свою мысль», – говорил он возбужденно, взяв мою руку. – «Нет, – ответила я серьезно, – когда я начала говорить, то я коснулась уголка своей жизни, в который никого не пускаю. Зачем же я это буду говорить вам?» – «Но я вам обещаю тоже рассказать о себе что-нибудь такое, что вообще не сказал бы никому». – «Тогда лучше уж расскажите вы, а я там посмотрю». – «Ну вы, хотя и ребенок, а хитрая». – «Это не хитрость с моей стороны, а желание узнать вас лучше». – «Что же вам рассказать, выбирайте тему, ведь я свой в доску». – «Женя, ну что это за выражение. Я ведь хорошо знаю, что вы таким только хотите казаться. У вас на языке бывает все, что угодно, но совсем не то, что в уме». – «Может быть, вы хотите сказать, что у меня в уме вообще ничего нет. Я хорошо знаю вашу привычку говорить подобные вещи». – «Нет, на этот раз я вам этого не скажу. Мне думается, что в вашей голове смесь хорошего и дурного, я еще в этом не вполне разобралась». – «А что доминирует?» – «По-моему, все же хорошее. Ведь я вас так мало знаю». – «Спасибо хоть за это». – «Право, не стоит благодарности, раз в месяц я обещала вам говорить что-нибудь приятное». – «Ну, так что же вам рассказать теперь, спрашивайте». – «Нет, я не буду ни о чем вас спрашивать, но если вы сами захотите мне что-нибудь рассказать интересное для меня, я охотно буду вас слушать». Так кончился наш глупый разговор, о котором я теперь жалею. Зачем было спорить о том, что я не ребенок. Я сказала лишнее, и он думает, что я хочу изображать Печорина в юбке. Мне это неприятно, он не понял меня. Однако, значит, я дорожу его мнением, и оно для меня небезразлично?

20 марта. Сегодня весенний день, нигде нет снега и земля черная, влажная. Солнце ласкает ресницы, и хочется закрыть глаза и следить за переливанием радужных кружков в глазах. Хочется глубоко дышать и ощущать такой знакомый запах просыпающейся земли. Этот запах пробуждает во мне целый рой воспоминаний о том времени, когда с приходом весны я с утра до вечера лазала по деревьям, искала первую травку, играла в индейцев. Вернее даже, пробуждаются не воспоминанья, а то ощущение, которое в те дни бессознательно наполняло и волновало меня, ощущение, которое не поддается описанию. Приобретают особое значение блеснувшая на солнце лужа, куча навоза и прозвеневший как-то громкий крик петуха. Особенно крик петуха, потому что сейчас же просыпается ощущение, что когда-то раньше я слыхала точно такой же крик, что небо тогда было такое же светлое, ласковое, что в этом крике есть что-то безгранично знакомое, от чего хочется улыбаться. И тогда исчезают годы, тот промежуток времени, который отделяет полузабытый миг от этого, сходного мига в настоящем. Крик петуха сливает в одно маленький отрывок прошлого с еще более коротким кусочком сегодняшнего. И чувствуешь себя прежней девочкой с душой, до краев переполненной своеобразной жизнью, в которой большое место занимают и распустившаяся на ветке почка, и первая бабочка, и игра в индейцев. Хочется улыбнуться первому встречному по-детски, беспричинно. И чувствуешь, что какова ни была бы жизнь, идти вот так, опустив ресницы, с полуулыбкой на губах, все-таки хорошо. Мне думается, что в самые грустные моменты жизни воспоминание о таких мгновеньях, о запахе влажной земли, может спасти человека от отчаяния. Потому что проходят годы, меняется жизнь, но весна остается всегда одинаковой, одинаково щебечут воробьи и где-то громко кричит петух.

24 марта. Вчера в чертежку пришел Мара и, когда я уходила, пошел меня провожать. Вечер был теплый, весенний, и мы решили погулять. Мы долго шли по широкой аллее бульвара, вдыхая свежесть весеннего воздуха. Мы много говорили об институтской жизни, затрагивая серьезные вопросы, и он откровенно высказывал свои мысли, осуждая недостатки современной молодежи. В его суждениях было много оригинальных мыслей, и я во многом была с ним согласна. Я часто теперь думаю, что технический институт не даст мне большого развития, он слишком односторонен, и мне хотелось бы еще закончить потом историко-филологический или литературный факультет. Это дало бы больше уму.

28 марта. Семинар горного искусства. Олесь[225] (щирый украинец), Женя, Сережа и я читаем, на дворе весна, в окна врываются потоки солнца и тепла, тянет выйти из каменных стен института на простор шумных улиц. Особенно задорно чирикают воробьи, собираясь в стаи и перелетая с ветки на ветку. Отбросив книгу, я начинаю иронически фантазировать и говорю, смеясь: «Я поеду в Америку и буду там шоколадной королевой». – «А почему бы не свиной», – насмешливо перебивает меня Женя, дразня прищуренными глазами. – «Ну что же, можно и свиной, какая разница? Ведь я не буду видеть своих свиней, а у меня будет яхта и я буду ездить на ней, куда хочу, и к тому же еще миллионы». – «Да, и ты будешь лучшей и прекраснейшей из свиней, так как в сказках королева всегда лучшая представительница своих подданных», – замечает Олесь. – «А вы с Женей будете пастухами моего свиного стада, так уж и быть, предоставляю вам эти должности. У меня будет чудная яхта, и, когда вы будете свободны от своих обязанностей, я буду вас приглашать к себе, хотя и не очень часто». – «Но, однако, – заявляет Женя, – если свиньи в вашем королевстве будут такие, как вы, то, может быть, я ничего не буду иметь против того, чтобы их пасти».

Ил. 11. В Днепропетровском горном институте. 1930 г. Под фотографией подпись рукой Т. П. Знамеровской: «Слева Виктор Телеченко, Шура Кудрявцев»

Павлуша всегда говорил мне «вы». Мне нравится, что и Женя, один только из студентов нашей группы, говорит мне «вы».

5 апреля. Пришла весна. Я с Борей стою на берегу Днепра в Потемкинском парке. Весенний ветер треплет на голове пряди волос. Над нами голубое, безоблачное небо и золотое солнце. Мы смотрим, как Днепр сбрасывает с себя ледяные оковы, ломая и кроша лед на большие и мелкие льдины, и быстро уносит далеко-далеко от нас. Мы медленно идем по аллее парка: на ветках берез уже набухли почки, во многих местах зазеленела трава, над нашими головами с юга