Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

Сначала Спир подумал, что это звонит телефон. Он гостил в доме друга на Ист-Лорейн-стрит, а в гостях все непривычно. Однако пронзительный звонок, раздавшийся в ночи, больше походил на дверной, чем на телефонный. А это означало…

Кто-то в прихожей назвал его фамилию. Низкие голоса походили на далекое громыхание грозы. Ну вот они и пришли за ним.

Спир спокойно позволил маршалу Чандлеру арестовать его. Какой смысл поднимать шум? Он был рад, что его задержали не дома: стресс последних нескольких недель сильно подкосил его жену, и любое переживание могло ухудшить ее состояние. Но навлекать неприятности на друга…

Что ж, мужчина должен отвечать за свои проступки. Повернувшись к приятелю, Спир сказал:

– Когда-нибудь я обязательно отблагодарю вас за доброту. Сожалею, что этот ужас происходит в вашем доме.

– Ты никоим образом не виноват в том, что оказался здесь, Арт. Мы сами пригласили тебя. До свидания. Спокойной ночи [2].

Спир последовал за Чандлером на улицу. Ночь стала еще холоднее и темнее, уличные фонари горели тусклее обычного. Даже безучастные маршалы казались подавлены тяжестью возложенной на них задачи. Скоро они свернули на Норт-Плезант-стрит и остановились у большого двухэтажного дома.

Посчитав, что маршал Чандлер здесь главный, Спир отвел его на шаг в сторону. Пожалуйста, не могли бы они произвести арест Беквита как можно деликатнее? Ради миссис Беквит.

Офицеры договорились, что Чандлер отведет Спира в Парк-отель, пока Клобиц задержит Беквита. Удаляясь в сторону отеля рядом с Чандлером, Спир слышал, как скрипнула калитка Беквитов и маршал поднялся по ступенькам парадного крыльца. В тот же миг пробили часы, возвещая полночь. Уличные фонари тотчас погасли, и Норт-Плезант-стрит погрузилась в темноту.

Беквит даже представить не мог, что до этого дойдет. Его арестовали ровно в полночь в собственном доме, на глазах у сына и невестки. Слушая помощника шерифа Клобица, он искренне недоумевал. В задержании нет необходимости. Миссис Чедвик не могла допустить такое. Сам Карнеги должен был положить этому конец – у этого человека достаточно денег, чтобы основать целых шесть национальных банков, а то и 16 или даже 60. Деньги уже практически возвращены в кассу…

Но помощник шерифа твердо стоял на своем, и в конце концов до Беквита дошло: его взяли под стражу, и никто не собирается этому препятствовать. И если дошло до этого, значит…

У него подкосились ноги. Он попытался ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть. Казалось, комната вокруг него вдруг поплыла, да что там комната – весь город.

И тут в дверях раздался знакомый голос. Беквит обернулся и увидел перепуганную Эллен. Его сердце сжалось. Все эти мучительные недели жена поддерживала его как могла. Все будет хорошо, заверяла она его. И вот теперь она упала в объятия сына и невестки, потеряв всякую надежду.

Должно быть, он выглядел настолько же ужасно, как и чувствовал себя, потому что маршал Клобиц разрешил ему провести остаток ночи дома. Но утром они отправятся в Кливленд для предъявления обвинения. Дом снова погрузился в тишину. Но к Беквиту сон не шел. Как можно спокойно спать под пристальным взором федерального маршала?

Он проснулся рано. Эллен приготовила завтрак. Казалось бы, обычное утро, все как всегда – если бы маршал Клобиц не наблюдал за каждым их движением. Беквит почти не притронулся к еде. Ну все, пора выходить.

К тому времени, когда они добрались до Парк-отеля, там уже собралась целая толпа. Чувствуя на себе враждебные взгляды, Беквит пересек вестибюль и сел в углу рядом со Спиром. Казалось, молодого человека совсем не беспокоили сердитые шепотки и острые, как нож, взгляды. А Беквита все утро трясла нервная дрожь.

Когда сели в поезд, стало чуть легче. В 8:00 рейс Lake Shore and Michigan Southern отправился в Кливленд. Беквит все никак не мог успокоиться, а Спир, сидевший рядом, принялся читать газеты. На лице молодого человека застыла маска безмятежности. Беквит тоже взял газету. Первая же страница дохнула на него жаром раскаленных углей. Заголовки выкрикивали его имя, столбцы типографской краски подробно описывали его арест. Позор даже не преследовал его, а бежал впереди. Слезы навернулись на глаза, и Беквит уставился в окно, на пробегающие мимо сельские пейзажи Огайо. Но перед внутренним взором стояли картины последних трех лет жизни. Раз уж до этого дошло, миссис Чедвик обязана кое-что объяснить [3].

Эмиль опережал Бекивита всего на шаг. Его поезд прибыл на вокзал Юнион в 7:15 утра. Он постарался сойти первым. Мать велела не показываться никому на глаза. Она ясно дала понять: ни с кем не разговаривать, его не должны увидеть. Эмиль покрепче сжал саквояж, спрыгнул на платформу и смешался с толпой. У семафорного столба перебрался через ограждение и, вскарабкавшись по склону, оказался в парке Лейк-Вью. Там остановился, чтобы отдышаться. Студеный зимний воздух обжигал легкие.

Всего несколько недель назад он мог бы просто поймать кэб или сам сесть за руль одной из маминых машин, а теперь вот приходилось прятаться и красться. Больше часа он кружил по улицам, подбираясь к зданию Общества сбережений, десятиэтажному небоскребу из красного песчаника. Наконец вошел и постучался в кабинет Шелдона Керриша, адвоката.

Лишь когда Керриш набрал номер телефона и что-то тихо проговорил в трубку, Эмиль наконец выдохнул с облегчением. Вскоре приехал его дядя Дэниел Пайн. Эмиль сунул руку в саквояж, достал ключ и передал его дяде. Мужчины ушли, а полчаса спустя вернулись с небольшим свертком. Через час Эмиль снова был на вокзале. На следующий день он передал сверток матери.

Заявление Кэсси Чедвик от 5 декабря 1904 года:

«Я хочу опровергнуть распространившиеся слухи о том, что мой сын якобы сбежал с моими драгоценностями. Во-первых, у меня нет драгоценностей – ни здесь, ни где-либо еще, следовательно, мой сын не мог сбежать с ними. Я крайне огорчена, что имя моего сына вообще упоминается в газетах. Мальчик очень предан мне, мы с ним очень близки.

Около недели назад он оставил школу, чтобы быть со мной рядом и заботиться обо мне. Он сильно переживает и крайне утомлен, поэтому я подумала, что будет лучше отослать его туда, где он сможет отдохнуть, что для него сейчас необходимо. Все обвинения в этой связи абсолютно беспочвенны, и я бы хотела, чтобы газеты учли мое заявление и правильно представили моего сына обществу, у которого могло сложится ложное впечатление о нем» [4].

* * *

Чарльз Беквит, измученный, взвинченный, готовый расплакаться, никак не мог поверить