Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Царь Иоанн IV Грозный читать книгу онлайн
Выдающийся историк Александр Боханов представляет адекватный портрет первого царя Московского государства, чья фигура веками вызывает яростные споры.
Первый Царь Московского государства Иоанн Васильевич (1530–1584), получивший народное прозвание «Грозный», – одна из самых величественных фигур в пантеоне Русской истории. При нем Русь-Московия превратилась в великую мировую державу, став и по знаку и по существу наследницей великой Римской христианской империи, Третьим Римом, значение которого в мировой геополитике не мог отрицать никто. И уже несколько веков вокруг фигуры этого человека и политика бушуют мировоззренческие страсти. Одни авторы тратят массу сил и слов для морального «ниспровержения» Первого Царя, облыжно приписывая ему «злодеяния», которые тот по большей части и не совершал. Другие стараются вознести Иоанна Васильевича на исторический пьедестал, а некоторые и того больше – ратуют за причисление его к лику Угодников Божиих.
Настоящее исследование выдающегося отечественного историка, доктора исторических наук Александра Николаевича Боханова (1944–2019) преследует цель – дать адекватный портрет Иоанна Грозного человека и политика, в реальных обстоятельствах времени и места. Опираясь на различные документальные свидетельства, используя обширное историографическое наследие, автор развенчивает старые лживые идеологические мифы, показывая истоки и корни их происхождения.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
В событиях марта 1553 года удивляет одно обстоятельство: та самая пресловутая «рада» никак себя заметно не проявила. Да присягнули на кресте Царевичу Дмитрию, но не стали эти, «близкие други», во всю силу на защиту Божеского и человеческого закона. Когда решалось будущее страны – умолкли и затихли. Даже голоса попа Сильвестра, разоблачавшего и клеймившего Именем Божиим «отступников» и «нечестивцев», слышно не было. Как будто потерял дар речи, хотя пользовался несомненным влиянием. В Лицевом летописном своде о нем сказано, что «был Сильвестр в совете и великой милости у князя Владимира Андреевича и его матери княгини Евфросинии»[300]. Это уже было фактическое соучастие в заговоре; «сердечная дружба» между Царем и Сильвестром закончилась.
Фактически Сильвестр являлся духовным лидером этой самой «Избранной рады», так как именно он одно время пользовался особым почитанием у Царя. Курбский в своих писаниях восхвалял Сильвестра, называл «блаженным», который открывал Царю «знамения от Бога». Правда, в своей «Истории о Великом князе Московском» беглый князь невольно разоблачил и Сильвестра, и Алексея Адашева. Оказывается, «блаженный» в пылу воспитательного порыва, «прибавил немного благих козней, которыми задумал исцелить большое зло». Он был «хитрецом ради истины» (!!!), вступившим в сговор с Алексеем Адашевым «на пользу и общее благо». Подразумевалось, что такие люди, как Сильвестр, Адашев и князь Курбский, «общее благо» разумели куда лучше, чем Царь Иоанн или святитель Митрополит Макарий.
Подлинных биографических сведений о Сильвестре сохранилось немного. Известно, что он был родом из Новгорода и примерно в середине 40-х годов был вызван в Москву Митрополитом Макарием, знавшим его как человека книжного и благочестивого. Сильвестр очень возвысился после грандиозного пожара летом 1547 года, когда в обгоревшей рясе, в чаду и дыму, представ перед молодым Царем чуть ли не в образе пророка Нафана[301], обличающего Давида. Иоанн поверил ему, поверил, что это несчастье – кара Божия.
Невиданный пожар начался в десять утра 21 июня 1547 года. Загорелась на Арбате церковь Воздвижения Честного Креста, а далее, как говорит летопись, «огонь потек как молния». Погода была сухая, ветер очень сильным, и пламя распространялось во все стороны. Горело все, что встречалось стихии на пути: храмы, палаты, дома обывателей. В Кремле выгорели: Оружейная палата с оружием, Постельная палата, где хранилась казна, двор Митрополита, церковь Благовещенья, Чудов монастырь, Вознесенский монастырь, а в нескольких местах взорвались пороховые склады в кремлевских погребах и стены рухнули. Погибло в огне множество людей (летопись называет 1700 человек) и около 25 000 домов и строений.
В Кремле сохранилась только церковь Успения, все образа и сосуды уцелели. Спасал святыни Митрополит Макарий, сам чудом уцелевший. Как повествует Никоновская летопись[302], «вышел Митрополит из церкви, а с ним шли Кекса Татищев да священник Успенского собора Иван Жижелев – те оба сгорели на площади, а Митрополит ушел на стену городскую, на тайник у реки Москвы. Там от тяжелого дыма и от великого жара невозможно было находиться, и начали его спускать с башни, обвязав веревками, к Москве-реке; и оборвались веревки, и расшибся Митрополит, и, едва отдышался, и отвезли в монастырь на Новое (Новоспасский монастырь. – А.Б.), едва живого»[303]. В Житии святителя говорится, что Макарию «в пожаре опалило глаза так, что правое око его перестало видеть»[304].
Молодой Царь с семьей и двором находился в селе Воробьеве, на Воробьевых горах, и оттуда с ужасом взирал на «огнь несказанный». Бедствию предшествовали знамения, и самое тяжелое случилось 3 июня, когда в Кремле упал колокол «Благовестник», у которого отломились «ушки». По велению Царя «ушки» уже после пожара восстановили, а колокол водрузили на колокольню…
Иоанн был потрясен, потрясен и растерян. Он сам об этом сказал через четыре года перед лицом Стоглавого собора в 1551 году. «Тяжкие и великие пожары» – кара Божия за «премногие грехи наши». Огонь «пояде святые Божие церкви и многие великие и неизреченные святыни, и святые мощи, и многое безчисленное народа людска». Прошло несколько лет, а боль от того события не утихла, а ужас страха не выветрился из души и из памяти. В тот трагический день «вниде страх в душу мою и трепет в кости мои, и смирился дух мой…»[305]
Вернувшись на пепелище, которое теперь являла златоглавая столица – «Третий Рим», Иоанн жаждал совета и наставления. «Отец благочестивый» Митрополит Макарий был почти при смерти (Царь навестил его через два дня после пожарища), а все, которые рядом, сами пребывали в печали и страхе. И тут явился Сильвестр, с «ясным словом» и «крепкой речью», призывающий к покаянному очищению от грехов земных, взывавший к милости Судьи Небесного.
Сильвестр не стал ни духовником Царя, ни государственным служащим; он пользовался неофициальным доверием. В 1553 году Иоанн начал охладевать к Сильвестру, его расположение постепенно сошло на нет, так как за напыщенными и страстными речами Сильвестра о «Божией правде» и «Божием суде», он разглядел скрытый злокозненный умысел.
В 1560 году, после смерти Царицы Анастасии, священник Сильвестр, потерявший к тому времени все свое влияние и «верных друзей» в лице Адашева и Курбского, без всякого принуждения удалился в Кирилло-Белозерский монастырь, где принял постриг с именем Спиридона. По всей видимости, именно там он и скончался. Точная дата смерти неизвестна, но предполагается, что – в 1566 году.
В 1564 году Царь писал, что «не причинил Сильвестру никакого зла», и это было абсолютной правдой. Известно, что Иоанн Васильевич в 1572 году переслал в Кириллов монастырь на помин «по попе Сильвестру да сыну его Анфиму» 25 рублей и 25 алтын»[306].
Сильвестр – известное имя в истории Русской духовно-письменной культуры. Сохранилось несколько его посланий, но главным образом известность ему принес «Домострой». Не все согласны с авторством Сильвестра; одни утверждают, что ему принадлежит только часть, другие – что он являлся только редактором. Надо сказать, что никто из исследователей ничего не может утверждать наверняка, а потому и уместно считать данное произведение плодом творческих усилий именно священника Сильвестра[307]. Здесь необходима одна важная, так сказать, интерлюдия историософского порядка.
В XVI веке «русский» и «православный» выступают как понятия аутентичные. Они таковыми являлись и раньше, но специфика эпохи добавила один важный мировоззренческий момент: четкое представление о вселенской миссии Руси и о христианском предназначении царя
