Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Как ребятишки-то наши, перецелуй ты от меня всех их, и Мишутку, и Ошу, и Борю, и Таню, она чтобы не капризничала. Ох, как подумаешь, что нужно мыкаться по чужим сторонам целый месяц, так просто сердце захолонет. Впечатлений покуда нет никаких. Варшава очень чистый город и на первый взгляд совершенно европейский. <…>

Ну, Шура милая, до Вены, буду молчать. Из Вены буду писать, а из Венеции буду телеграфировать, а ты отвечай. Путешествовать удовольствие тяжелое.

А я в таком одиночестве, что хоть вой, с пассажирами терпеть не могу знакомиться»[319].

Следующее письмо супруге Виктор Михайлович, как и обещал, направил уже из Вены – величественной и помпезной столицы Австрии, которая по архитектуре центра города, живописности пригородов и по костюмам горожан произвела на художника сильное впечатление, о чем он поспешил сообщить:

«[Вена], май 1885 г.

Шура, голубушка моя,

я уже в Вене. Я по указателям просчитал день, т. е. выиграл и в Вене оказался днем ранее, это хорошо, конечно. Завтра, Бог даст, вечером буду в Венеции. Ох, как утомился. Дорога от границы до Вены была чудо какая живописная! Стоило терпеть три дня тяжелой скуки из-за такой прелести. Все время из вагона видны были громадные горы, всюду зелень, солнце… чудо как хорошо, и я несколько отдохнул душой. Из России в Австрию переезжаешь точно из каменного века. Вена опять какой прелестный город. Горожане и горожанки одеваются решительно красивее парижан. Какие красивые солдатики, просто залюбуешься, и синие, и голубые, и зеленые, и черные, ну, право, точно в театре, даже есть солдатики в трико. И убивать-то на войне таких жалко.

Стефан-собор[320]. Дивное впечатление от художественной старины и возвышенное вместе. Если бы я себя не обсчитывал в деньгах, то решительно чувствовал бы себя совсем хорошо, но все-таки уже не очень же много – от незнания языка скорее»[321].

Но наиболее сильное впечатление на Виктора Васнецова произвела все же Венеция. Этот уникальный город на воде, город-символ, воплощение традиций Италии, занимал и занимает особое место в искусстве, в философии творчества, мировоззрении отечественных деятелей самых разных сфер. Восприятие города во многом обусловлено спецификой венецианской архитектуры, что нашло многообразное выражение в литературных трудах, зодчестве, изобразительном искусстве, прежде всего в живописи и графике России. Образы Венеции в отечественной культуре отличаются как яркой узнаваемостью трактовок, так и фантастичностью восприятия, в том числе в отношении архитектурных образов города на воде. Достаточно фантастично и неожиданно на первый взгляд понятие «русская Венеция», предложенное младшим современником Васнецова публицистом, искусствоведом, поэтом и издателем Петром Петровичем Перцовым: «…прав был Платон, когда говорил о “врожденных идеях”… К числу таких врожденных идей Перцов относил и Венецию»[322], что во многом подтверждает восприятие города Виктором Васнецовым, о чем вновь позволяет судить одно из писем супруге:

«Венеция, 16 (4) мая 1885 г.

Мама[323] милая,

я, слава Богу, в Венеции. Пишу тебе покуда коротенькое письмо – некогда – надо ходить и смотреть. <…> Приехал в Венецию вчера в 1 час пополудни, мог приехать ранее – третьего дня ночью 11 1/2 часов, но со мной случилась маленькая история, задержавшая меня в дороге на 12 ч[аcов], причина та же – незнание языка. Я попал на одной станции на поезд, идущий: обратно в Вену, провезли меня лишка станцию, я ждал обратного поезда на этой станции 2 ча[са] с лишком. <…> Билет до станции остался действителен, поэтому я проиграл немного. А с другой стороны, это было и к лучшему, в Венецию я въехал днем вместо ночи, а это лучше. Впечатление города ни с чем несравнимое оригинальное и почти до слез поэтичное, так что все невзгоды и потери окупаются. Церковь одна Св. Марка[324] чего стоит, ах, как трогательно впечатление этого дивного византийского старика! Если прибавить Венского Стефана, да чудную и грандиозную дорогу по горам от самой Вены чуть не до самой Венеции, то все эти неприятности – трынь-трава. Представь себе, от Вены до злополучной станции дорога шла по горам и все подымалась вверх над самыми крутыми пропастями. Дикие гранитные скалы (штук 15), сурово и грандиозно, кое-где развалины замков. Специальные художественные впечатления, вероятно, опишу Ел[изавете] Григ[орьевне], она тебе прочитает»[325].

Виктор Михайлович со свойственной ему эмоциональностью, глубиной и тонкостью восприятия окружающего, расположенностью к эстетическим впечатлениям восхищался фантастичностью венецианского зодчества, решением внутренних архитектурных пространств, служащих прекрасным обрамлением и для стенописи, и для станковых живописных произведений.

Он прибыл в Венецию 15 мая 1885 года, в свой день рождения, и встреча с удивительным городом стала для него своеобразным подарком. Для Васнецова фантастичность венецианских образов во многом связана с восприятием стихии воды и ее гармоничным соединением со зданиями, улицами, мостами, с теми гармоничными образами, которые, как истинный живописец, он трактовал через линию, тон, цвет. Его заключения отчасти перекликаются со словами Иоганна Вольфганга Гёте, писавшего в «Итальянском путешествии»: «Венецию можно сравнивать только с Венецией же»[326]. Подобная мысль отражена графом Сергеем Семеновичем Уваровым, министром просвещения России, приехавшим в «призрачный» город в 1843 году. Уваров, по-видимому, первым из наших соотечественников положил начало традиции сопровождать свое путешествие по городу святого Марка написанием эссе с историческим оттенком[327]. Именно в этом соединении архитектуры города, его произведений искусства и воды заключается вневременная духовная суть удивительного города, которую именно так понимал Виктор Васнецов, выделив для себя настенную живопись собора Сан-Марко.

Но, пожалуй, не менее значимы для него оказались шедевры итальянской живописи эпохи Ренессанса, прежде всего, произведения Микеланджело Буонарроти в Сикстинской капелле Ватикана.

О своих итальянских впечатлениях Виктор Михайлович в письме рассказывал Елизавете Мамонтовой:

«Е. Г. Мамонтовой.

Рим, 28 мая 1885 г.

Дорогая Елизавета Григорьевна!

Вот уже несколько дней я живу в Риме. Хожу целые дни и смотрю, но приходится все рассматривать с птичьего полета, т. к. в одну неделю хорошо и подробно осмотреть Рим очень трудно. И вообще все мое путешествие слишком быстро и похоже на полет, хотя в этой быстроте есть, с одной стороны, и выгода – первое впечатление от каждого города не успевает стираться. До сих пор самое милое, самое поэтичное и дорогое впечатление у меня осталось от Венеции. Это волшебное заснувшее царство. Святой Марк меня сильно тронул и утешил. Дворец дожей снаружи неописуемо хорош, внутри – не совсем удовлетворителен, хотя роскошен[328], все, что я слышал о Маркс, осталось ниже того, что я видел. По приезде в Венецию я тотчас отправился на