Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

устроили художнику особые проводы, ждали его возвращения, о чем в одном из писем рассказывала Едена Поленова: «Эти дни были заняты проводами Васнецова… В Киеве его ждет колоссальная худ[ожественная] работа. Проводы были самые трогательные. Это был один из членов кружка, в кот[ором] более, чем в других, выражался самобытный, оригинальный характер, совсем особое, своеобразное художественное миросозерцание, поэтому всякий из нас мог черпать что-нибудь новое. Богатство внутреннего содержания в этом человеке поразительное. А теплотой своего отношения к людям и жизни он привлекал к себе всех художников»[300]. Писатель Владимир Гиляровский об отъезде Васнецова сказал в форме поэтического тоста:

Пью за то, чтоб за часом разлуки

Час свиданья скорее б настал:

Пью за то, чтоб собраться нам снова

И чтоб я повторить снова мог:

«За счастливый возврат Васнецова

В этот сплоченный дружбой кружок»[301].

Уже приехав в Киев, Виктор Васнецов, словно мысленно оставаясь в Абрамцеве, продолжая жить художественными заботами их кружка, направляет письмо своему другу и единомышленнику Василию Поленову:

«[Киев], 2 ноября 1885 г.

Дорогой Василий Дмитриевич.

Только что собирался отправить к тебе письмо, как получил от милейшего Ильи Семеновича письмо и билеты на проезд в Москву. Очевидно, дело без пари не обошлось, и я теперь раздумываю, заставить его проиграть пари или уже не вводить приятеля в изъян и доставить ему случай выиграть. <…>

Дело в том, что я опять погрузился в эскизы, но в то же время очень соблазняет повидаться со всеми вами и посмотреть, что вы там работаете, да и самому встряхнуться не мешает. От Арцыбушева, Елены Дм[итриевны] и Неврева я узнал, что ты уже начал писать картину. Я этому очень радуюсь, я боялся, что ты еще будешь откладывать. Ты умеешь серьезно готовиться к серьезному делу, и как бы я желал для себя хоть немного иметь этого уменья. Судя по твоим эскиз[ам] в красках, картина будет и колоритна и поэтична. Поэтичность картины едва ли не более всего заключается в тоне и красках.

Содержание и композиция твоей картины[302] прекрасны. Дай только Бог тебе здоровья, а то у тебя есть привычка немного прихварывать. Впрочем, само дело дает бодрость. А я, брат еще более тяжелую задачу взвалил на себя. Вероятно, ты знаешь об этом от Прахова. Сначала я трусил брать на себя такую громаду дела, а потом махнул рукой и взял… Если бы удалось заручить тебя и Сурикова, зажили бы на славу так, как при Аскольде и Дире не живали[303].

Очень хотелось бы узнать о результатах ваших собраний[304]. Говорят, прошло все мирно и хорошо, и этому я очень рад: что иногда не говоришь, а хорошие отношения людские лучше всего. Просили здесь меня очень узнать, как решено на собраниях, будет ли нынешняя выставка[305] в Киеве и др. провинц[иях] или нет? Если нет, то здешние хотели сделать свою выставку»[306].

О событиях, связанных с началом работы во Владимирском соборе, и последовавшим за ними столь непростом периоде жизни и работы Виктора Васнецова в Киеве вспоминал сын Адриана Викторовича, Николай Адрианович Прахов, которому Васнецов представлялся неизменно с палитрой и кистями, мусштабелем в руках, в неизменном синем полинялом халате, испачканном красками.

«Таким помню его и на лесах Владимирского собора и у него дома на Владимирской улице перед картиной “Иван-царевич на Сером волке” и “Богатырями”, работа над которыми, начатая и законченная в Абрамцеве, продолжалась в Киеве как необходимая передышка в утомительной церковной работе.

Познакомился мой отец с Виктором Михайловичем Васнецовым незадолго до своей женитьбы и командировки за границу с ученой целью – у Ильи Ефимовича Репина в 1868 году. <…>

Настоящее знакомство, перешедшее потом через приятельские отношения в тесную дружбу, относится ко времени возвращения отца из заграничной командировки в конце 1873 года. <…>

С Киевом имя Виктора Михайловича Васнецова тесно связала его многолетняя работа по росписи Владимирского собора. <…>

Общее художественное руководство, как известно, было поручено моему отцу, исполнившему проекты на все мраморные и бронзовые работы, некоторые орнаментальные и мебельные. <…>

Естественно, было желание привлечь не каких-нибудь заурядных «богомазов», а настоящих художников, могущих и в этой области живописного искусства проявить свой талант. Первоначально были намечены три хорошо ему известных в то время мастера:

1) Виктор Михайлович Васнецов

2) Василий Иванович Суриков

3) Василий Дмитриевич Поленов[307].

Приглашение на работу отец начал с первого из них, к которому поехал из Киева в подмосковное мамонтовское имение – Абрамцево.

Жил тогда Васнецов со своей семьей в “Яшкином доме” – простой даче, построенной С. И. Мамонтовым для приема своих друзей-художников.

Здесь Виктор Михайлович писал “Каменный век” и “Богатырей”, а Илья Ефимович Репин – “Проводы новобранцев” и “Крестный ход в Курской губернии”.

Отец приехал в Абрамцево дневным поездом к позднему обеду, после которого пошел к Васнецовым.

Выслушав за вечерним чаем его предложение, Виктор Михайлович ответил решительным отказом.

“Меня, – говорил он, – совсем другие темы сейчас занимают: русские былины и сказки. А в этой области – сам знаешь, конкуренция уж очень большая. Трудно сказать что-нибудь свое, что не будет похоже ни на Рафаэля, ни на Мурильо – сейчас тебе критики на это сходство укажут”.

Пробовал отец убеждать, но красноречие не помогало. Васнецов оставался непреклонен.

Поздно засиделись за этим разговором, отец пошел в «большой дом» – пить чай и спать, а на следующее утро с первым поездом вернулся в Москву и прямо с вокзала поехал на извозчике к В. И. Сурикову.

По словам открывшей моему отцу дверь молодой горничной, он уехал на дачу в Сибирь.

Узнав об этом и спросив адрес, отец сейчас же прямо проехал на телеграф и послал Василию Ивановичу длинную, срочную телеграмму, а сам вечером того же дня поехал в Киев, где уже ждала его срочная телеграмма от В. М. Васнецова.

“Если Суриков откажется – оставь работу за мной”.

Василий Иванович Суриков отказался под тем предлогом, что начал уже большую работу, которая потребует несколько лет.

Васнецову отец тогда телеграфировал одно только слово: «приезжай».

Через несколько дней он приехал.

Работал он, что называется, «не покладая рук». В собор приходил аккуратно к десяти часам и оставался на лесах пока позволял свет»[308].

Прошло несколько лет и о уже воплощенном в живописи замысле Виктора Васнецова великий певец Федор Шаляпин, посетив собор, писал с восторгом: «Когда я глядел на его Божью Матерь с Младенцем, с прозрачными херувимами и серафимами, я чувствовал, как духовно прозрачен, при всей своей творческой массивности сам автор»[309]. Для Виктора Михайловича, столь остро и глубоко переживавшего образы и