Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Внутренность церкви еще более охватывает душу глубоким художественным и религиозным настроением. В этих темных золотых сводах, так ласково с высоты обнимающих и так глубоко утешительно смотрящих своими маленькими окнами, есть что-то мистическое. Я, по крайней мере, был глубоко взволнован. Четыре дня я пробыл в Венеции и каждый день по два раза ходил к Марку и около Дожей. Один вечер мне остался особенно памятен, это было накануне, кажется, отъезда, я с ними, этими дорогими стариками, точно прощался, и так мне было жаль их покинуть. В тот вечер я было начал письмо к Вам, но увидел, что волновавшее меня художественное чувство другому не передаваемо. Из Венеции поехал ночью мимо уже совсем заснувших старых дворцов. <…> По дороге во Флоренцию заезжал в Равенну[329], пробыл в городе недолго, даже не ночевал, но видел многое, крайне интересное. Я видел там одни из самых древних мозаик христианских, очень хорошо сохранившихся. Самый город Равенна скучноват, но церкви его крайне интересны, хотя, по большей части испорчены современными вставками. Есть мозаики, поразительные и по исполнению, и по замыслу. В церкви Св. Аполлинария, напр[имер], по обеим сторонам базилики тянутся две громадные длинные мозаики, одна изображает поклонение волхвов Б[ого]м[атери] с младенцем, и, за волхвами, длинный ряд, девы в белых одеждах, с золотом, между девами – пальмы зеленые – удивительно поэтично, с другой стороны поклоняются Христу – Христос красавец, тоже длинный ряд мужских фигур (23–25) в белом, тоже очень оригинальная композиция.

Вообще впечатление от Равеннских мозаик удивительное, точно восход видишь. Во Флоренции я был дня три. Здесь я в первый раз узнал о Микеланджело. Его ложи Медичи[330] – живой камень, равный Антикам. В галерее очень много интересного, в церквях – тоже. Кафедральный собор невозможно скучен внутри, снаружи хоть пестр, но не без интереса, был в монастырях, где жил FraBeato Анд[желико], меня очень все там тронуло. Вообще же Флоренция особенно не привлекла. С прошлой субботы я в Риме. Насколько цельно впечатление от Венеции, настолько же раздроблено оно от Рима. То, что я представлял себе Римом – нужно искать по разным закоулкам, а современный Рим мне не особенно интересен. Старый Рим действует сильно. Живу я на Piegorianu у Феличи, она очень довольна посылкой[331] и всем показывает. Устал от путешествия очень, целые дни хожу и смотрю. Хоть и устал, но не жалею, что приехал. Теперь предстоит Неаполь. Поклон С. Ив. Мам[онтову] и Арц[ыбушеву].

Всегда глубоко Вас уважающий Васнецов»[332].

Итак, каждый город Италии живописец характеризовал по-своему, находя все новые точные и образные эпитеты. В тот же день – 28 (16) мая 1885 года – когда Васнецов рассказывал о своих художественных впечатлениях Елизавете Мамонтовой, он писал супруге Александре Владимировне, и тон его рассказа сильно изменился – художник скучал по семье, расспрашивал о детях и с нетерпением ждал возвращения в Россию, что звучало в его записях подобно рефрену:

«Рим, 28(16) мая 1885 г.

Милая Шура, голубчик,

получил сегодня твое письмо и очень обрадовался. Маловато оно опять, ну да и то слава Богу. Слава Богу, что Вы здоровы, а теперь, может, и в Абрамцеве. Я в Риме с прошлой субботы, т. е. почти уже неделю и, правду сказать, уже достаточно напутешествовался, и домой что-то очень потянуло. Хожу каждый день с утра до вечера, смотрю, что можно, и устал очень-очень. Жарища страшная, не знаю выдержал ли бы я здесь далее, очень душно и утомительно, хотя, конечно, интересно. Еще предстоит Неаполь, – ох, скоро ли и его осмотрю? В Палермо, вероятно, не поеду, и денег не хватит, и устал. Нет, путешествовать – тяжелая обязанность, особенно так скоро, как я путешествую. Я в прошлом письме к тебе из Флоренции[333] размечтался было когда-нибудь опять путешествовать и вместе, а теперь как представишь себе эту сутолоку и духоту железной дороги, это одиночество от незнания языка, то как-то и трудно опять решиться на всю эту каторгу. Впрочем, может быть, я оттого это так теперь думаю, что страшно устал. Ах, хоть бы дома немного отдохнуть, а то ведь опять на работу, опять на сутолоку! Как то Вы там теперь. Ты бы хоть поподробнее написала о ребятах, что Таня говорит, Боря? Как Алеша рассуждает? Смеется ли Михайло? Эх Вы, милые все мои! Как бы хорошо, если бы мне удалось дома отдохнуть и духом и телом – ах, устал!

Если Аполлинарий с Вами, то я этому ужасно рад – поклон ему, и даже поцелуй его, если он не отворотится. <…>

А Илья Семенович так и не был, значит, и «Аленушка» не перевезена[334]. Эх, он, неподатливый такой, а ты ему, если увидишь, поклонись, Елизавете Григорьевне – поклон глубокий и Савве Ивановичу, Арцыбушевым и всему Абрамцеву.

Твой Виктор»[335].

Подобное путешествие в Западную Европу, во Францию и Италию, отчасти по образцу Виктора Михайловича, уже значительно позже, в 1897 году, предпринял Аполлинарий Васнецов, о цели своей поездки лаконично сообщал в одном из писем брату Аркадию:

«23 сентября 1897 года.

Здравствуй, Аркадий!

Пишу почти накануне моего отъезда за границу: еду 28… Завтра получу заграничный паспорт и тогда – до свидания! Еду я, нельзя сказать чтобы с увлечением, но больше, т. к. по долгу службы нельзя художнику не видеть западное искусство. Еду в Париж, а затем в Италию. Напишу уж из-за границы о том, как и что и стоило ли ехать и хорошо ли там и т. д…»[336]

Итальянская поездка дала обоим братьям множество незабываемых эмоций, знаний, художественных образов. Вернувшись в Россию, уже живя в Абрамцеве у Мамонтовых, Виктор Михайлович писал об этом Адриану Прахову в 1885 году:

«Дорогой Адриан Викторович,

я с 28 мая живу в Абрамцеве. Пропутешествовал я ровно месяц. Видел Венецию, Равенну, Флоренцию, Рим, Неаполь… То, что я видел, дает мне достаточно впечатлений и материала для моего труда. Я чрезвычайно рад и счастлив, что удалось взглянуть на свет Божий. Конечно, месяц слишком короткий срок, но в видах моей работы будущей мне дольше и нельзя было оставаться за границей. Зато при кратком обзоре сила первого впечатления не успевала стираться и все, что я видел, в моем воображении осталось ярко и живо. Самое сильное художественное византийское настроение мне дала Венеция – Марк и Равенна – Св. Аполлинарий в городе и Апол[Аполлинарий] in Сlasse (церковь Св. Аполлинария в гавани. – Е. С.) и Св. Виталий. – Это материал для меня незаменимый. Я, разумеется, не упоминаю о могучем и широком искусстве Возрождения – не видеть в оригиналах Микеландело, Рафаэля, Тициана, Веронезе, Тинторетт,