Под сенью храма - Константин Васильевич Беляев

и сухариками. Чувствовалось, что обе пожилые женщины любили вкусно поесть и ни в чем себе не отказывали.

После чаю Ольга Ивановна поведала, что была в самых наилучших отношениях со всеми батюшками, служившими в приходе до меня, всех любила за ласковость и простоту. Особенно тяжко было ей расставаться с моим предшественником, отцом Тимофеем, которого недавно перевели в другой приход. Расхваливая отца Тимофея на все лады, Ольга Ивановна, как бы невзначай, заметила:

— Помнится, вступая в должность настоятеля, отец Тимофей сказал: «Епископ прислал меня проповедовать, а не заниматься хозяйством. С общиной вы справляйтесь, как знаете, а меня подобными делами не беспокойте…» Во все три года так ни разу не спросил о делах общины, — улыбаясь, заключила Ольга Ивановна. А в глазах ее стыло сомнение: будет ли она при мне полновластной хозяйкой прихода? Ведь согласно положению о православной церкви религиозную общину возглавляю я, ее настоятель.

Что ж! Поживем — увидим. Я промолчал, а Ольга Ивановна снова заговорила о своем усердии к храму:

— Бьюсь, как рыба, едва свожу концы с концами…

Слушать ее было неприятно: когда человек назойливо твердит о своей порядочности — ему перестаешь верить!

18 февраля

Вчера я долго не мог уснуть, все раздумывал над жалобами Ольги Ивановны.

На своем веку встречал я много церковных старост, но не знал ни одного из них, кто был бы честен, служил, не помышляя о мзде.

Продажа в церкви свечей, крестиков, просфор, сбор денежных пожертвований на тарелку — все обычно проходит бесконтрольно, все находится в ведении церковного старосты. Кроме старосты, об истинном доходе церкви могут знать только два члена церковного совета и один из них — настоятель. Но и настоятель частенько беспрекословно подчиняется старосте, так как зависит от него материально. Получая денежные подачки, он, как и другой член совета, всячески восхваляет своего благодетеля.

И так — во всех церквах. Я нигде не встречал исключения. Всюду церковные старосты поступают с доходом церкви по своему усмотрению.

Вспоминается такой случай. В кафедральном соборе крупного города долгое время ктитором (старостой) был бывший купец И. А. Павлов. Я подозреваю, что подлинная фамилия у него была другая.

Ктитору было лет под семьдесят, но старость, казалось, не коснулась его крутого высокомерного нрава и давних привычек. Всегда подтянутый, гладко выбритый, старичок любил щегольски одеться и вкусно поесть. Работали же за него другие: свечами в соборе торговал его помощник, а отчеты в епархию писал за него сам настоятель собора — митрофорный протоиерей Борис, прекрасный в прошлом бухгалтер.

Обязанности Павлова заключались в том, чтобы вовремя собрать у своих подчиненных выручку, и, как он сам презрительно говорил, «умело смазать старую колымагу, именуемую церковным советом, если какое-либо ее колесо начинало скрипеть и жаловаться на нужду». При этом себя он никогда не забывал, ни в чем себе не отказывал.

Как-то покупал я продукты в гастрономе, и вдруг одна из продавщиц, не скрывая любопытства, подозвала меня к прилавку.

— Кем работает этот модно одетый старичок? — спросила она.

Я догадался, что интересовалась она Павловым.

— Почему это вас интересует?

— Я знаю, что работает он в церкви, — ответила работница магазина. — Но какая должность может в церкви так высоко оплачиваться, что человек, когда бы ни зашел, покупает две-три головки самого лучшего сыра, самую лучшую колбасу, несколько бутылок дорогого вина и не одну плитку шоколада. Сколько же он получает?

Я сказал, что наш ктитор берет продукты не для себя, а для коллективной трапезы после богослужения. Но я солгал, соблюдая церковную тайну.

Делец Павлов получал всего лишь пятьсот рублей в месяц по ведомости, но бесконтрольно мог пользоваться значительной частью церковной выручки. В постоянной зависимости от него находился настоятель собора отец Борис, да и епископ, ежегодно жаловавший на пышные именины ктитора, был в неменьшем долгу перед хитрым и расчетливым старостой. Попробуй-ка, пожалуйся на казнокрада!

Свечной ящик — один из главных источников дохода. Известно, что епархиальное управление снабжает все церкви епархии свечами по 75 рублей за килограмм. Вырученные деньги от продажи ящика свечей церковный староста обязан заприходовать и в полученной сумме дохода отчитаться. В одном килограмме — 250 свечей. Продают свечу по три рубля за штуку. Таким образом, выручка от продажи одного килограмма свечей должна составить 750 рублей.

Что делает церковный староста? Видимости ради, он покупает в епархии килограмма два свечей и продает их месяца два. Тем временем его приспешники тайком, на рынке покупают почти такие же свечи по 20 рублей за килограмм, и староста пускает их в продажу по три рубля за штуку. Деньги от продажи рыночных свечей составляют личный доход ктитора, а также используются им для подкупа тех, от кого зависят его махинации.

Свечной ящик для старосты — неиссякаемый источник обогащения. Каков бы ни был староста, за ящик он держится зубами и готов скорее загрызть ближнего своего, чем позволить ему посягнуть на власть над ящиком. Снять старосту с должности почти невозможно, так как его всегда поддерживают десятки людей, кормящихся из его рук.

— Поистине, легче отлучить ребенка от груди матери, чем старосту от свечного ящика, — говаривал епископ, у которого я служил.

20 февраля

Ранним утром кто-то несколько раз подходил к двери и осторожно дергал за ручку, проверяя, не заперта ли? То была Ольга Ивановна: едва дождавшись, пока я встану, она принялась угощать меня завтраком. И была так ласкова, так стремилась угодить, что, усмехнувшись, я подумал: заботится, как мать о сыне в утро первой встречи с ним после долгой разлуки.

Однако я заметил, что Ольга Ивановна не на шутку чем-то встревожена. И правда, вскоре она завела разговор о том, чтобы я не всех слушал, не всем верил, потому что в селе очень много людей, которые хотели бы внести смуту в жизнь общины, посеять раздор и вражду между членами церковного совета.

От завтрака я отказался и заявил, что намерен готовить себе сам. Ольга Ивановна метнула на меня недобрый взгляд, поджала губы и ушла.

Вскоре пришла познакомиться с настоятелем псаломщица. Валентина Петровна, — так ее звали, — была маленькой, худенькой и бойкой старушкой. Посидев в сторожке не более двух часов, она наговорила столько, что в памяти всего не удержишь: болтливые, сплетницы среди псаломщиц — не редкость.

Самым интересным в ее рассказе было то, что она состоит в давнишней, непримиримой и взаимной вражде с Ольгой Ивановной: ее она называет не иначе, как бандиткой.

Доходы церкви, сказала она, как и все старосты, Ольга Ивановна расходует