Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

из браслета, купленного ею в Венеции, перекочевали в ожерелье, а бриллиант из бельгийского перстня теперь сверкал в броши. Это было похоже на волшебство.

Трагедия ударила словно молния, прорвавшись сквозь блаженный туман Европы. Лерой получил сообщение из Кливленда, что Клара подхватила брюшной тиф, а затем у нее развилась опухоль. Еще один приступ паралича полностью лишил ее возможности двигаться.

Чедвики поспешили домой. Они вернулись в начале сентября, а в октябре Клара умерла. Вся семья горевала безмерно.

После ювелирных мастерских Парижа и Брюсселя магазин Cowell and Hubbard’s на углу Эвклид-авеню и Бонд-стрит заметно потускнел в глазах Кэсси [31]. Но приходилось довольствоваться малым, раз пока не было возможности вернуться в Европу. Кэсси могла часами бродить по любому ювелирному магазину. Ее привлекали даже неудачные украшения: ей нравилось выискивать их недостатки и представлять, что и как можно было бы переделать. Сложись ее жизнь иначе, она могла бы стать ювелиром.

Но сегодня Кэсси пришла за бриллиантами. Она указала продавцу на лоток с камнями. Продавец осторожно достал лоток из витрины и поставил перед ней. Каждый камешек казался таким чистым, сверкал так ослепительно. Хотя, конечно, эти бриллианты не шли ни в какое сравнение с теми, что она привезла из Европы.

Однако за границей она не могла покупать все, что хотела. А все из-за пошлин. Закон требовал, чтобы каждый, кто приобрел иностранное ювелирное изделие, при ввозе в страну заплатил в казну 10 % его стоимости. То есть дополнительно к каждой тысяче долларов, потраченной на бриллианты, пришлось бы еще сотню отдать правительству. Если бы, конечно, она декларировала свои покупки.

На самом деле, рассуждала Кэсси, власти сами виноваты – не надо было вводить такую абсурдную пошлину. Конечно, у Лероя водились деньги, но все же он не был Рокфеллером или Карнеги. А обойти закон оказалось так просто! Достаточно было умело спрятать ожерелье в своем багаже. Правда, при высадке с корабля пришлось немножко понервничать, пережидая таможенный досмотр со скучающим видом, когда в действительности сердце выпрыгивало из груди. Но ей всегда нравилось рисковать.

Зато дома можно было безо всякого риска купить пару камешков в Cowell and Hubbard’s – по крайней мере, так думала Кэсси.

Взяв с лотка несколько алмазов, она провела ими по стеклу. В этот самый момент входная дверь распахнулась, раздались тяжелые шаги. Краем глаза Кэсси заметила силуэт мужчины, который приближался к соседнему прилавку, постепенно замедляя шаг, и вдруг остановился, глядя на нее. По спине побежали мурашки. Она метнула взгляд в сторону, на браслет с крупными плоскими рубинами. В них отражалось изумленное лицо Ирвинга Белфорда.

Адвокат Джо Лэмба! Его щеки мгновенно стали пунцовыми, глаза настороженно сузились. Он узнал ее. Сердце Кэсси бешено заколотилось. А Ирвинг уже направлялся к ней, извергая слова на ходу: а в курсе ли владельце магазина, что эта женщина – мадам Девер? Печально известная мадам Девер, преступница, которая загипнотизировала честного человека и заставила его подделать документы?

Кэсси резко крутанулась на каблуках и убежала.

К счастью, ничего плохого за этим не последовало. Если владелец ювелирного и пересказал кому-то слова Белфорда, молва не достигла ушей ее знакомых.

В июле того же года Кэсси со своей свитой снова отправилась в Европу. Откуда ей было знать, что репутация мошенницы, которую она с таким трудом скрывала в Кливленде, уже пересекла Атлантику?

Весна 1902 года в Париже выдалась на редкость прохладной, даже сейчас, в мае, дыхание вырывалось облачками пара. Уильям Х. Теобальд быстро шагал по улице. Затянувшийся холод представлял собой серьезное препятствие в работе агента таможенного департамента. Толстое пальто со множеством карманов было лучшим другом контрабандиста, объемные меха отлично скрывали драгоценные камни. Совсем другое дело – легкая летняя одежда.

Не то чтобы Теобальд нуждался в одолжениях со стороны природы, нет. Все же за годы службы он изловил множество контрабандистов. Например, в 1900 году сорвал планы Макса Лазара тайно переправить партию бриллиантов из Канады в Соединенные Штаты через Ниагарский водопад. А в этом году поймал Констана Лежена, который в итоге был признан виновным, как ни выгораживал его адвокат. Теобальда не одурачить ловкостью рук, не разжалобить крокодильими слезами. Он был очень, очень хорошим сыщиком. И вскоре добавит к списку пойманных им преступников еще одно имя.

Как только он прибыл в Париж, майор Уильямс, его начальник, обозначил новую цель департамента, некую миссис Кэсси Чедвик. По-видимому, светская львица из Кливленда регулярно моталась в Европу. И каждый раз покупала горы драгоценностей, многие из которых по прибытии в Нью-Йорк попросту испарялись. Забавно, как таможенный досмотр способен изменить законы физики!

Теобальд свернул на Рю де ла Пэ. Вниз и вверх по улице прогуливались покупательницы, шурша юбками и покачивая сумочками. Вдоль тротуаров тянулись витрины магазинов. Теобальд продолжал шагать, пока не поравнялся с вывеской ювелирной мастерской. За стеклом сверкали ожерелья и браслеты, и несколько прохожих остановились поглазеть на них.

Он вошел, представился продавцу. Правда ли, что сюда частенько захаживает некая миссис Чедвик? Эта женщина, пояснил Теобальд, обманула правительство Соединенных Штатов на десятки тысяч долларов. Осталось только это доказать. Не мог бы месье помочь ему?

Когда агент казначейства снова вышел на Рю де ла Пэ, весенняя прохлада его больше не раздражала. Он прибавил шагу. Дни миссис Чедвик, злостной контрабандистки, были сочтены. Погоня началась [32].

Глава 8

Лесной Город

1895 г.

В ноябре 1895 года Карнеги прибыл в Кливленд. Берега реки Кайахога встретили его знакомыми видами и звуками. Над сталелитейным заводом поднимался дым. На воде пыхтели паром суда, груженные железной рудой и углем. Практически та же картина, что и в Питтсбурге.

Три года призрак Хомстеда следовал за ним по пятам. Газеты критиковали его. Несколько организаций пригрозили бойкотировать его компанию. Питтсбург дошел до того, что даже рассматривал возможность вернуть Карнеги миллион долларов, пожертвованный городу на строительство библиотек [1]. Но постепенно тень на его репутации становилась все бледнее, пока не растаяла окончательно. И вот теперь его пригласили выступить с речью в Торговой палате Кливленда.

Он остановился на Эвклид-авеню, в доме Уильяма Чисхолма – младшего. Карнеги считал его важным звеном в своей шотландской сети. Ему нравилось ездить из порта в порт, от шотландца к шотландцу. Отец Уильяма вырос в городке, который находился всего в десяти милях от родного города самого Карнеги. Теперь Чисхолм-младший жил в особняке в Ряду Миллионеров, а его металлургические заводы высились вдоль реки Кайахога.

В перерывах между мероприятиями, катаясь по морозному