Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

Это был успех, очевидный и несомненный. Несколько дней спустя ее уверенность подтвердила заметка в светской хронике: «Все было обставлено с безупречным вкусом» [21].

* * *

Кэсси быстро освоила и бодрый темп званых обедов, и стремительный ритм разговоров в гостиной. Один человек, знававший ее в те годы, позже вспоминал, что миссис Чедвик «владела таким объемом информации, что люди, беседовавшие с ней, часто поражались степени и точности ее познаний. Она обладала истинным даром общения, и я слышал, как мужчины из разных стран мира говорили, что никогда прежде не встречали женщину, которая была бы таким блестящим собеседником». «Стоило прозвучать реплике на любую тему, интересующую общество в данный момент, – рассказывал тот же человек, – и она тотчас демонстрировала свою осведомленность и глубокое понимание основ. Такую ясность ума и всестороннюю образованность редко встретишь» [22].

Однако Кэсси не собиралась растворяться в новом окружении. Миссис Чедвик не желала становиться еще одним придворным. Как, впрочем, и королевой. Миссис Чедвик метила в императрицы. А императрице требовались соответствующие наряды. На Эвклид-авеню в ходу были отнюдь не шерсть и хлопок. Здесь носили бархат, шелк и тюленью кожу. И, конечно же, бриллианты.

Вооружившись бумажником, Кэсси штурмовала двери тех магазинов, которые упоминали дамы, болтая между собой на вечеринках. Вкусу Изабель Херлбат можно было доверять, когда речь шла о платьях. А Хана Мэтьюсон носила великолепные туфли. В Halle’s торговали практически всем, но шубы там были особенно хороши. В приозерном городе, каким был Кливленд, не обойтись зимой без мехов.

Кэсси накупила платьев из роскошного черного бархата и бледно-розовой тафты, из шелка, кружев и шифона. Она обожала изящную вышивку, очаровательные ленты, бантики и сеточки. Она просто влюбилась в нарядные воротнички, шелковые халаты кремового цвета и кружевные кринолины, придававшие юбкам форму колокола. Она щеголяла в шляпах, украшенных лентами и перьями. Кутала руки и шею в меха, как какое-нибудь дикое животное, получившее назад свою шкуру.

Даже забив до отказа все шкафы и сундуки, Кэсси не могла остановиться. «О нет, не трудитесь отмерять, – говорила она растерянным продавщицам, указывая на рулоны ткани, – просто пришлите целиком». Вскоре они бросались встречать миссис Чедвик, едва та появлялась в дверях магазина: молодые женщины с горящими глазами вежливо расталкивали друг друга, борясь за право обслужить ее [23].

В ювелирных магазинах дела обстояли иначе. Ювелиры не пихались локтями. Они вели себя с достоинством, равноценным их товару. И Кэсси это нравилось. Да, ее взор привлекали платья и меха, но сердце ее принадлежало бриллиантам.

Драгоценностей не бывает слишком много, считала Кэсси. Ей мало было блеска только на шее, пальцах и запястьях. Она купила сумочку, усыпанную алмазами, рубинами, изумрудами и сапфирами. Приобрела набор серебряных тарелок и блюдец, утыканных рубинами, собачий ошейник, украшенный жемчугом, и расческу с бриллиантами. А еще она покупала драгоценные камни россыпью – мелкие бриллианты блестели на подносе, как роса на солнце [24].

Все это великолепие не ограничивалось ее гардеробом. Кэсси хотела, чтобы весь дом выглядел так же изысканно, как она сама, а может, и больше. Особняк принадлежал Чедвикам уже десятки лет. Проходя по старым комнатам, она смотрела на аккуратные белые плинтусы, фигурные карнизы и обои в библиотеке и все больше наполнялась желанием переделать все по-своему. В конце концов, имела право – она же теперь была здесь хозяйка.

Стены, например, казались ей слишком голыми. Поэтому Кэсси завесила их картинами. Больше всего ей нравилась буколическая живопись вроде «Немецкой корчмы», «Женщин на пороге», «Собачьей будки» и «Дня рождения внука». Но иногда ее тянуло к эпическим полотнам, таким как «Мадонна с младенцем» или «Римские руины». Однажды она купила тонированную фотографию венецианского моста, ведущего к тюрьме; под мостом плескались безмятежные воды канала, а надпись внизу гласила: «Мост вздохов» [25].

Кэсси терпеть не могла пустые углы. Поэтому заполнила их шкафчиками из красного дерева, вручную расписанными урнами, фарфоровыми вазами, бюстами из оникса и мрамора. Она разгоняла темноту с помощью светильников из серебра, бронзы и шелка. Диваны тонули под бархатными подушками, шкафы ломились от хрустальных фигурок. Пусть особняк Чедвиков и не был самым большим на Эвклид-авеню, зато украшен был лучше всех[26]!

Год 1898-й начался с похоронного звона. В январе внезапно скончался Стэндиш Йорк, муж Элис [27]. В марте к нему присоединилась мать Лероя [28]. Без старой миссис Чедвик дома стало пусто и тягостно, поскольку и Клара, и доктор были в трауре. Когда весна расцвела и отцвела, Кэсси, Лерой, Эмиль и Мэри решили посетить Европу – всей семьей, то есть вчетвером. Кэсси никогда еще не была за границей. Состоятельные люди о поездках за рубеж говорили небрежно, походя, как о чем-то само собой разумеющимся: для них это было сезонное событие, которое наступает каждый год так же регулярно и неизбежно, как зима, лето, весна и осень. Ей же оставалось только притворно кивать, что она и делала много лет.

Кэсси, Лерой, Эмиль, Мэри и их прислуга отбыли из Нью-Йорка на борту теплохода «Сербия». Корабль, не уступающий в роскоши особнякам Эвклид-авеню, плавно пересек Атлантический океан. Пассажиры первого класса проводили время в просторном зале для курящих, дамской гостиной или музыкальном салоне, отделанном деревянными панелями [29].

Эта поездка стала для Кэсси чем-то вроде обряда посвящения – она наконец-то стала полноценным членом высшего света. Она пересекла Атлантику на океанском лайнере, жила в дорогущих отелях, каталась из Лондона в Париж, из Брюсселя в Рим. Каждый ее шаг по древним булыжным мостовым был шагом к самоутверждению в обществе.

Кэсси быстро смекнула, что лучшее в Европе – это шопинг. Одежда здесь заметно отличалась от той, что продавалась в магазинах Кливленда. А еще произведения искусства – они здесь были повсюду. В каждом городе Кэсси покупала картины и скульптуры, чтобы потом украсить ими свой дом. Она обожала статуэтки, изящно вырезанные и покрытые лаком, но больше всего восхищалась изделиями из хрусталя.

Брюссель славился прекрасными драгоценными камнями, его репутация в этом отношении была столь же безупречна, как и сами бриллианты – пристрастие Кэсси. Вскоре она выяснила, что местные ювелиры могут переделать любое украшение: убрать изумруды и рубины, расплавить металл и придать ему новую форму, затем вставить новые камни.

Французские мастера и вовсе творили чудеса. Кэсси обнаружила отличную ювелирную мастерскую на Рю де ла Пэ [30]: здесь брались изготовить украшение на заказ, в точном соответствии с ее пожеланиями, а затем доставить ей прямо в отель. Таким образом драгоценные камни