Александр Александрович Максимов - Василий Николаевич Манских

из патологоанатомического отделения больницы (чем вызвал огорчение бывшего шефа О. Т. Шульца, считавшего Блума своим преемником), главным образом по причине отсутствия там технических условий для экспериментальных исследований, и полностью освободился для работы у А. А. Максимова. Несмотря на то что Блум проработал под руководством Максимова около четырех лет (с 5 февраля 1925 г. по 3 декабря 1928 г.), постоянную позицию в этой лаборатории он получил только после смерти шефа. Финансовое обеспечение его работы взял на себя Максимов, добившийся для своего нового ученика стипендии Дугласа Смита, снабдил его рабочее место новым микроскопом и микротомом. Он вел переговоры о месте для Блума у знаменитого исследователя клеточных культур А. Карреля[44].

Работа, которую выполнял Блум, в основном касалась попыток путем разных воздействий в организме и в культуре вызвать превращение лимфоидных клеток кролика (например, в герминативных центрах селезенки и лимфоузлов) в гранулоциты. Однако особого успеха эти работы, продолжавшиеся до 1940-х годов, не имели. Если в таких обстоятельствах и удалось наблюдать какие-то клетки с зернами в цитоплазме, похожими на зерна псевдоэозинофильных лейкоцитов, то условия индукции всегда были очень искусственными (например, экстрактами из аскарид), эффект – слабым, и никогда нельзя было доказать, что этих клеток не было в исходном материале. Кроме того, Блум изучал морфологию иммуногенеза в клеточных культурах и патологию «болезней накопления», но опять же без выдающихся результатов.

Изучение работ А. А. Максимова американского периода производит неоднозначное впечатление. Оно, конечно, весьма далеко от опубликованного в СССР пропагандистского выпада, будто Максимов как ученый в Америке оказался совершенно бесплодным и покончил жизнь самоубийством [140]. Однако признаки кризиса очевидны. Несмотря на большие надежды, связанные с методом тканевых культур, в действительности в руках Максимова этот метод не дал решающих доказательств унитарной теории в сравнении с работами самого Максимова петербургского периода. Попытки превратить лимфоциты в миелоциты дали неубедительные результаты [38]. Максимов начинает разбрасываться, его работы по культивированию молочной железы, мезотелия, лейкоцитов крови, инфицированных туберкулезом тканей приобретают несколько хаотический характер. Последней темой, которой он увлекся в самом конце жизни, были наблюдения над внеклеточным образованием волокон соединительной ткани в культурах фибробластов, особенно полученных из лейкоцитов периферической крови – это казалось ему, наверное, более убедительным аргументом в пользу плюрипотентности малого лимфоцита, чем попытки вызвать кроветворение из этих клеток.

Все еще неподражаемо филигранные рисунки в работах А. А. Максимова встречаются реже и все больше замещаются фотографиями, иногда весьма посредственного качества (это особенно бросается в глаза при сравнении рисунка, приведенного в его последней работе {93}, с фотографией того же места препарата в той же работе). Интересует его и цветная микрофотография в технике автохрома, хотя ни одного снимка в цвете он так и не опубликовал. Значительное место в творчестве Максимова в этот период приобретают обзорные работы, которых ранее он практически не писал. За год до смерти выходит его знаменитая сводка о крови и соединительной ткани {83}. Эта гигантская статья не исчезнет из списков литературы вплоть до 1980-х годов, и даже сейчас она может быть вполне полезна в исторической части любого обзора, как некое представительное обобщение всех работ до 1927 г. Продолжает Максимов и работу над учебником гистологии, особенно над третьим томом, который так и не успел написать в России. Он активно посещает разные научные форумы, совершает лекционное турне по европейским университетам (Берлин, Гамбург, Мюнхен, Фрайбург, Инсбрук). Материалы этих лекций (текст и слайды-фотографии, в том числе и цветные автохромы) после смерти Максимова будут оформлены и изданы Блумом в виде статьи {91}.

Трудно сказать, жалел ли Максимов о своей эмиграции. Это кажется маловероятным, хотя данные на этот счет противоречивы. Есть (беглые и неточные) мемуарные упоминания, что о своей родине Максимов все-таки тосковал [16, 43, 105, 109, 110]. И письма в Советскую Россию он писал (например, С. В. Мясоедову), и с посетителями из этой страны встречался. О такой встрече упоминается, например, в протоколах допроса репрессированного хирурга, известного советского врача С. С. Юдина [127]:

«Вопрос: С кем из белоэмигрантов вы встречались в период пребывания в США?

Ответ: В Чикаго я имел одну встречу с бывшим профессором Петербургской Военно-медицинской академии Максимовым, эмигрировавшим в Америку вскоре после Октябрьской революции. Познакомил меня в Чикаго с Максимовым мой приятель по учебе в московской гимназии Беркман Борис, проживавший тогда в Чикаго и работавший там врачом в частной больнице. Знакомство с Максимовым произошло на стадионе во время футбольного матча. Там Максимов рассказывал мне о своей жизни в Америке, в частности, говорил о том, где и как он проводит свой отпуск, работая профессором в одном из Чикагских университетов.

Вопрос: А вы что ему говорили?

Ответ: Отвечая на вопрос Максимова, откуда я прибыл, я сказал ему, что я – врач из Серпухова. Максимов в связи с таким моим ответом не проявил особого интереса ко мне, да и обстановка на стадионе не позволяла нам вести оживленную беседу. С другими эмигрантами в Америке я не встречался».

Хотя Маргарет и Уильям Блум сошлись с Максимовым настолько, что даже провели вместе с ним неделю отпуска (на его любимом курорте Мадонна ди Кампильо[45]), они очень мало что могли сказать о членах семьи Максимова. Маргарет встречала жену Максимова три или четыре раза. Супруга Максимова вела себя внешне любезно, хотя в целом ее поведение, по-видимому, показалось настораживающим, и в воспоминаниях М. Блум спешит добавить: «Но я никогда не знала ее хорошо». Она некоторое время преподавала балет в течение тех лет, что жила в Чикаго. После смерти Максимова его жена уехала в Европу. Она рассталась со своим сыном, написав несколько истеричных писем в издательство Сондерс (Saunders) (выпустившее «Учебник гистологии» А. А. Максимова) и обвиняя своего ребенка в попытке отравления с целью получения единоличных прав на гонорары приемного отца [158]. Уильяма Блума, уже ставшего профессором, madame Maximof продолжала в переписке несколько пренебрежительно называть «маленьким помощником моего мужа» и поначалу даже считала, что ему не надо платить никакого гонорара за завершение максимовского учебника гистологии.

Полоса в газете «Chicago Sunday Tribune» от 1 января 1928 г., посвященная разработкам ученых Чикагского университета под общим заголовком «Университет как мастерская» (https://ra.m.wikipedia.org/wiki/Файл: The_Chica-go_Tribune_l928-01-01 jpg)

Отдельный, до сих пор неизученный, но очень интересный источник информации о чикагских годах жизни А. А. Максимова представляют собой его письма к С. В. Мясоедову. Эти письма и открытки[46] (написанные несколько необычным для Максимова почерком и подписанные «ваш американский житель»