Александр Александрович Максимов - Василий Николаевич Манских

– Войдешь теперь в аудиторию, – говорил он на заседаниях конференций Академии, – и… ни одной интеллигентной рожи!»[33] – писал в воспоминаниях А. П. Быстров [16], сын священника, впоследствии блестящий анатом, палеонтолог и палеогистолог. Есть легенда, что зачетные книжки (матрикулы) новой публики Максимов листал… пинцетом [21]. Конечно, пребывание такого персонажа в Академии ни к чему хорошему для него привести не могло, и он это прекрасно осознавал. А пайковая система снабжения и экономика военного коммунизма ставили почитателя аристократической жизни в совсем уж невозможное положение. Так что его эмиграция становилась просто неизбежной[34].

А между тем формально положение А. А. Максимова в Советской России скорее упрочилось. В 1919 г. он был избран профессором Петроградского университета[35]. Годом ранее старейший и авторитетнейший гистолог России А. С. Догель номинировал (правда, без успеха) Максимова на соискание Нобелевской премии за «работу по гистогенезу плаценты, гистогенезу соединительной ткани при воспалении и развитию элементов крови»[36]. Как пишет З. Ф. Шавлаев [140] (правда, его книга содержит много и случайных ошибок, и откровенных подтасовок), в годы Гражданской войны, когда помещения ВМА почти не отаплива лись, Максимову единственному из профессоров, разрешалось чи тать лекции в отапливаемой аудитории И. П. Павлова. По представлению академиков И. П. Павлова и И. П. Бородина [71] Академия наук единогласно избрала Максимова своим членом-корреспондентом (1 декабря 1920 г.) и удостоила зoлотой медали [73–77]. Но мир вокруг изменился, и места для себя Максимов в этом новом мире не видел.

Предположительно, одна из последних фотографий А. А. Максимова в лаборатории перед его отъездом из Петрограда. Из [185]

Обстоятельства эмиграции А. А. Максимова до сих пор остаются толком не выясненными. По распространенной версии, носящей, скорее, характер байки, это было спонтанное решение, принятое после того, как его заставили выйти на субботник, дали метлу и приказали в генеральском мундире подметать улицу. После такого унижения Максимов взял с собой микроскоп, микротом и бутыль спирта, а затем с женой, сестрой и сыном по льду Финского залива на буере переправился в Финляндию.

Неизвестно, какие из событий данной легенды происходили в действительности, но документально подтвержденные факты об этом побеге выглядят совсем иначе. И в первую очередь – переезд не был спонтанной акцией, а продуманным и готовившимся много лет решением, в осуществлении которого принимало участие множество влиятельных фигур.

19 декабря 1917 г. в письме профессору Колумбийского университета Дж. С. Хантингтону Максимов сообщал о невозможности продолжения работы и вообще существования в тех условиях, которые сложились в России, и о своем намерении эмигрировать. Он просил разузнать, нет ли в Америке (или в Европе) вакантных мест для профессора гистологии или эмбриологии, знающего основные европейские языки [170]. Выбор Америки как места эмиграции не удивителен, учитывая сильные впечатления от этой страны, полученные Максимовым во время командировки в 1907 г. {34}. 29 апреля 1918 г. Дж. Хантингтон направил письмо главе кафедры анатомии Чикагского университета Р. Р. Бенсли, где сообщал о тяжелом положении Максимова и просил помочь найти для него место профессора. К этой просьбе присоединилась и сотрудница Хантингтона В. М. Данчакова[37]. Она сообщала Бенсли о большой опасности для Максимова вести заграничную переписку, в связи с чем просила посылать ему письма лишь изредка и по надежным каналам. Она передала также просьбу Максимова о выделении ему некоторой суммы для переезда в США, поскольку денег у него не было. При этом он гарантировал отработать каждый одолженный цент. Число членов семьи Максимова, переезд которых тоже нужно обеспечить, как пишет Данчакова, точно неизвестно, но, видимо, это будут один или два человека.

Из писем Бенсли Максимову в архиве сохранилось только одно (в виде неподписанного черновика), зато имеются три рукописных письма самого Максимова. В этих коротких письмах, датированных разными годами (1919, 1920, 1921), Максимов обсуждал конкретные условия своего переезда (вместе с сыном, женой и сестрой), но в общем, скорее, извинялся за то, что нет возможности сделать это немедленно[38]. Параллельно в США шло обсуждение переезда Максимова между университетскими чиновниками и учеными. Они решали, как найти ему подходящую вакансию и выделить необходимые для переезда деньги. Оценка ученых однозначна: Америка просто обязана сделать все, чтобы получить гистолога-гематолога такого уровня. Вопрос был решен положительно: Максимову выделялась вакансия профессора анатомии Чикагского университета с годовой оплатой в 3500 долларов (которая ожидала его все те годы, пока он не нашел удобного случая эмигрировать), а в американское посольство в Стокгольме предлагалось перевести сумму в 1000 долларов, которая должна обеспечить ему оплату переезда из Швеции в США (билетами первого класса, на трех человек, из расчета 280 долларов на человека) [189].

Письма А. А. Максимова профессору Р. Р. Бенсли, в которых обсуждались условия его выезда из Советской России. 1920–1921 гг. (Фонд А. А. Максимова в архиве Чикагского университета)

А. А. Максимов, со своей стороны, тоже готовился к переезду. Ю. А. Орлов вспоминал, что во время поездки в Петроград он навестил Максимова в связи с покупкой у него для Пермского университета комплектов иностранных журналов (по-видимому, тех самых «Archiv fȕr Mikroskopische Anatomie» и «Zeitschrift fȕr wissenschaftliche Mikroskopie», которые Максимов регулярно выписывал) [69]. Орлов пишет, что Максимов продавал свое имущество в связи с близкой эмиграцией, и оно понятно – для этой рискованной поездки деньги были ему нужны как никогда. Согласно легенде, когда после отъезда Максимова его квартира была вскрыта, то в ней нашли только мешок гороха, стоявший посреди пустой комнаты[39].

Эмиграция А. А. Максимова состоялась зимой 1922 г. Была ли она побегом или легальным отъездом, сказать трудно, так как по некоторым свидетельствам именно в 1922 г. был разрешен отъезд из России всем желающим [125]. Сколько человек эмигрировали непосредственно с Максимовым – об этом авторы сообщают разное (впрочем, без всяких ссылок на источники), но в итоге вся семья оказалась за границей. Эмиграция, по-видимому, происходила по заранее обсуждавшемуся маршруту Финляндия (Гельсингфорс) – Швеция (Стокгольм) – США (Чикаго). Легендарное свидетельство о том, что Максимов будто бы взял с собой «в побег» микроскоп и микротом, кажется сомнительным. Вряд ли он предполагал, что эти крайне сложные для перевозки, тяжелые и хрупкие, хотя и дорогие приборы не найдутся для него в американском университете[40]. А вот что он точно должен был забрать, так это бумажный архив и коллекции важнейших гистологических препаратов, о которых легенда