Жребий Пастыря. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Тихона (Белавина). 1865–1925 - Михаил Иванович Одинцов

работали приюты, в которых содержалось 115 детей; количество прихожан насчитывалось до 55 тысяч, из них половина – русские. Рост числа прихожан происходил не только за счет естественного прироста, но и через присоединение к православию бывших униатов, католиков, протестантов, иудеев и язычников. Например, только в 1905 г. таковых насчитывалось более тысячи человек. Отметим и тот факт, что правящий архиерей стремился придать наиболее выигрышные организационные формы своей епархии. Учитывая многонациональный характер паствы, епископ Тихон предлагал преобразовать свою епархию в православный экзархат. Идею предполагалось вынести на Поместный собор, но тот не состоялся, и идея не осуществилась.

Архиепископ Алеутский и Северо-Американский Тихон (Беллавин). 1906

[Из открытых источников]

Тихон надеялся, что высказанное им в последний приезд в Россию (1903) желание переменить кафедру не будет забыто. По некоторым свидетельствам, казалось, что все к этому и шло. Сначала поговаривали о назначении в Каменец-Подольскую епархию, бывшую униатскую, а, следовательно, отчасти знакомую по характеру архиерейского служения, и Тихон был не против. Потом доходили сведения, что ему намеревались отвести Финляндскую кафедру, где, с одной стороны, пригодился бы его миссионерский опыт в инославной среде, а с другой – накопленный административно-управленческий опыт, чтобы быть все время под рукой у Синода и привлекаться на постоянной основе к бесконечным синодским делам. Но… как говорили злые языки, дорогу Тихону переходили «более любимые» ставленники Саблера. Так в случае с Финляндией им оказался викарий Санкт-Петербургской епархии епископ Ямбургский Сергий (Страгородский), да еще и с посвящением в сан архиепископа[50].

Архиепископ Алеутский и Северо-Американский Тихон (Беллавин) с духовенством и верующими перед отъездом из США в Россию. 1907

[Из открытых источников]

Монастырский корпус с домовым храмом в Свято-Тихоновской обители. США, штат Пенсильвания. 1907

[Из открытых источников]

Американский православный вестник. Февраль 1907

[Из открытых источников]

Сам епископ Тихон в письмах к митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому), перебирая кандидатов на его замену в Америке и понимая, что тот может на эту тему переговорить с первоприсутствующим членом в Синоде, останавливался на Сергии Страгородском. Вот он как это объяснял:

Что касается моего преемника, то самым подходящим и желательным был бы Преосвященный Сергий Финляндский: ведь, ему, кажется, теперь и нечего делать в Финляндии, для нее достаточно и менее видного епископа; Преосвященный Сергий знает и по-английски (каковое знание, вероятно, и побуждает выдвигать кандидатуру епископа Трифона[51] в Америку), знаком с епископалами[52] (с которыми мы начинаем расходиться) и проезжал по Америке; к тому же он – архиепископ, и это возвышало бы здешнюю кафедру и примиряло бы моих викариев[53].

Но время шло, а епископ Тихон продолжал пребывать в Америке. В «утешение», в начале 1906 г. Тихон «за отлично усердную службу и особые труды» был возведен в сан архиепископа. Вообще-то это можно было расценить как ответ на его просьбы о возвращении в Россию, и намек продолжить служение «на том свете» еще как минимум два-три года. Не смог он «примазаться», как он выражался, к архиерейским перемещениям в связи с освобождением Вологодской кафедры… Неожиданно в январе 1907 г. оказалась вакантной Ярославская кафедра, и туда было решено направить Тихона. Синодский указ о переводе пришел в Нью-Йорк 12 февраля 1907 г.

11 марта, в Прощеное воскресенье, архиепископ Тихон совершил последнее богослужение в кафедральном соборе в Нью-Йорке. По окончании приветствий, слов благодарности и пожеланий успешного церковного делания в России, раздалось громкое многолетие Высокопреосвященнейшему Тихону, архиепископу Ярославскому и Ростовскому… На что владыка ответил возглавлением многолетия всему освященному собору, братствам, прихожанам храма и всем православным христианам.

Во вторник, 13 марта, пароход в Европу отходил в первом часу дня. В зале первого класса Тихона провожали представители российского посольства, епископ Иннокентий, духовенство.

Раздался прощальный гудок…

Пароход тронулся с места, все более отдаляясь от причала… Провожающие еще могли различить среди пассажиров высокую фигуру Преосвященного…

Вот руки его поднялись еще раз для последнего благословления остающихся…

В ответ звучат громогласно «ура» и «счастливого пути»…

Лайнер медленно растворяется в морской дымке…

А русские флаги, трепетавшие в руках провожающих, еще долго посылали вослед кораблю безмолвный привет…

Гудбай, Америка!..

Вероисповедные реформы в россии в начале xx в.

Тихон возвращался в Россию, вполне осознавая, что за время его более чем восьмилетнего отсутствия многое изменилось в системе государственно-церковных отношений, что вместе с революцией на поверхность общественных интересов вышли и вопросы свободы религии, свободы совести. Своих прав настойчиво добивались «инославные», «иноверные» и «сектантские» сообщества.

Серьезным шагом на пути трансформации церковной политики государства стал указ императора Николая II Правительствующему сенату «Об укреплении начал веротерпимости», опубликованный в «Правительственном вестнике» 17 апреля 1905 г., в день православной Пасхи.

Для своего времени это был огромный шаг вперед в развитии российского религиозного законодательства, который изменял условия жизни тысяч и тысяч верующих подданных. Как характеризовал его С.Ю. Витте, он «представляет собой такие акты, которых можно временно не исполнять, можно проклинать, но которые уничтожить никто не может. Они как бы выгравированы в сердце и умах громадного большинства населения, составляющего великую Россию»[54].

Впервые признавался юридически возможным и ненаказуемым переход из православия в другую христианскую веру; облегчалось положение «раскольников»: старообрядцам разрешалось строить церкви и молельни, открывать школы. Католикам и мусульманам облегчались условия строительства и ремонта культовых зданий. Провозглашалась свобода богослужений и преподавания в духовных школах на родном для верующих языке и т. д.

Однако следует признать, что власти не спешили с реализацией всех пунктов Указа, и веротерпимость микроскопичными шагами входила в жизнь общества. Любопытные размышления об этом встречаются на страницах книги известного общественного деятеля С. П. Мельгунова, посвященной его поездкам и встречам с «освобожденными сектантами». «Какие-то таинственные пружины, – пишет он, – по-прежнему заставляют и высшие, и низшие административные власти действовать в совсем ином направлении, чем им предписывается по тем правительственным актам, о которых доводится до сведения русского общества. Зардевшаяся было заря свободы еще не взошла, веротерпимость часто остается лишь на бумаге, а в жизни… все обстоит по-старому»[55].

Указ «Об укреплении начал веротерпимости», безусловно, привнесший в общественную жизнь России новые элементы религиозной свободы, по-разному встречен был в общественных кругах. Если говорить о православных кругах, то они рассматривали указ как «покушение» на права господствующей церкви, «унижение» ее перед иными вероисповеданиями, и как неоправданную