Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

то ни было, так что экономия имеет очень мало общего с ними. Надеюсь, тебя ждет прекрасное представление. Да благословит тебя Господь, моя дорогая. Это письмо длинное и скучное, но неужели ты не видишь, как сильно я тебя люблю? В своих письмах я постараюсь сказать тебе все без стыда и сдержанности. Я напишу еще раз из Мюнхена – возможно, раньше. Том

Джулии Элизабет Вулф

[Дата почтовой открытки неизвестна]

Веймар, Германия

Дорогая мама:

Это гостиная Мартина Лютера в его доме в Виттенберге – я останавливался там вчера. Сегодня я в Веймаре – городе, в котором жил Гёте. Германия – очень красивая и интересная страна. Я многое видел и расскажу тебе об этом, когда вернусь.

С любовью,

Том

Алине Бернштейн

Франкфурт, Отель «Савой»

[1 сентября 1928 года]

Дорогая Алина:

Я и на очередном этапе своего путешествия – очень короткого, потому что сегодня я приехал сюда из Висбадена, который находится всего в тридцати милях. Прошло более пяти недель с тех пор, как я покинул Париж, и с тех пор, как я получал почту – когда человек путешествует один, время замедляется. Но это, конечно, моя последняя остановка перед Мюнхеном – задолго до того, как ты получишь это письмо, я буду там, читая множество накопившихся писем, большинство из которых, я надеюсь, от одного человека – лучшего писателя, которого я когда-либо знал. Я не знаю, сколько до Мюнхена в милях или километрах, но мне сказали, что это шесть или семь часов езды на немецком скором поезде, вероятно, у меня уйдет целый день, если я попытаюсь дойти туда пешком.

Сегодня – а точнее вчера, потому что я пишу это уже далеко за полночь – было первое сентября, ночью в воздухе уже чувствуется запах осени. Интересно, каково это в Нью-Йорке – в начале сентября там бывает палящая жара, но я надеюсь, что когда это [письмо] дойдет до тебя, все, кроме твоего сердца, будет холодным. В этот день в Кохбрунне в Висбадене начинается «Лечение виноградом» [Weintrauben Kur – в сентябре, в некоторых регионах Германии проводится «Курс лечения виноградом»]. Сегодня я в последний раз пошел туда, чтобы получить свою последнюю норму в десять или двенадцать стаканов, теперь я знаю, почему девушка, наполняющая стаканы, так искренне смеялась, когда я выпил столько этого напитка – этот напиток зовет в то Маленькое Место, которое останется безымянным. Что за дьявольский это праздник, я не знаю – у меня есть небольшая брошюра, рассказывающая о нем, которую я должен расшифровать. Один конец длинной галереи в «Спрингс» был уставлен маленькими аккуратными столиками и покрывалами – то ли человек начинает систематически пить рейнское вино, чтобы вылечить какую-то болезнь, то ли пьет что-то другое, чтобы перестать пить рейнское вино, я не знаю. Но если пить рейнское вино – это болезнь, то это одна из самых приятных болезней, которые когда-либо были изобретены[.]

Я снова приехал в другой большой немецкий город – один из тех полумиллионных городов, которыми, кажется, изобилует эта страна. Я надеюсь, что здесь есть хорошие картины – я верю, что они есть, я знаю, что здесь есть знаменитый старый квартал, как в Эльфляндии, которые рисовал Альберт Дюрер – я уже видел большие афиши, объявляющие о большой выставке старых бюргерских домов. Она, очевидно, разбросана повсюду – одна часть в знаменитом доме XVI века, другая часть в доме XVII века, обстановка, комнаты, украшения и костюмы в музее Фёлькера. Я описываю все это в надежде, что это вызовет боль в твоей душе, любящей музеи и древность.

Я приехал сюда, когда уже стемнело – поездка была неинтересной; прекрасная рейнская страна заканчивается около Висбадена, и путь лежал через плоскую тучную страну, полную посевов и винограда. Я люблю приезжать в незнакомый город ближе к темноте – получаешь впечатление, представление о вещах, которое наполовину волшебно: иногда оно полностью исчезает на следующий день – ты видишь, как ошибался. Я снова ходил вверх и вниз по новым улицам – большие широкие массивные здания, богатые магазины. Ты когда-нибудь замечала, что вся Германия, кажется, построена в двух архитектурных стилях. Есть прекрасный стиль Альберта Дюрера и Нюрнберга – прекрасные тонкие фронтоны, поперечные балки и наклонные верхние этажи, а есть стиль Кайзера Вильгельма Второго – великие развязки, проспекты и бульвары, заполненные этими сплошными уродливыми массами – все с эркерами, балконами и круглыми башенками впереди. Впечатляюще богатый, мощный и уродливый, он, похоже, был построен (большая его часть) между 1880 и 1900 годами, примерно в то время, когда, возможно, для них стало очевидным, что остальной мир следует колонизировать и дать ему преимущества настоящей цивилизации. Это звучит как злобная речь, полная духа, который мы должны сейчас изгнать, но я имел в виду не только Германию. То, как она относилась к своему превосходству и своему долгу навязывать его другим, – это только то, что чувствовала Англия, и то, что чувствуют сейчас многие из нас в Америке.

Я очень устал, постигая все это, – я действительно считаю, что постигаю очень многое. Я чувствую себя большим непутевым ребенком, который сам прокладывает себе путь, и то, что я получаю, хорошо и долговечно, но оно не приходит тем блестящим и триумфальным путем, каким, как мне хотелось бы думать, оно должно быть. Моя жизнь была полна горьких раздоров и духовного труда – многое из этого, как ты правильно говоришь, было ненужным, – но всё приходит ко мне именно так. Я хотел бы стать одним из этих культурных великолепий, которых ты постоянно встречаешь в книгах, – Кириллов, Иларисов, Мейтлендов, и Напье, которые делят свою жизнь между Парижем, Лондоном, Веной и Римом и прекрасно, без усилий говорят на двенадцати языках. Эти мерзавцы родились, превосходя все муки и усталость жизни; они были отрезаны от пуповины матери, болтающей эпиграммы на французском. Я хотел бы быть похожим на них, но не могу.

Удивительно то, что в Европе, в Германии – все в корне похоже, все одинаково. Сегодня вечером я вспомнил об этом сильнее, чем когда-либо, – кажется, я уже писал тебе об этом из Брюсселя. Это большой город с полумиллионным населением, и единственное развлечение, которое они нашли, – это пиво. Я готов признать, что это очень хорошее развлечение, но за три или четыре тысячи лет, почему люди не смогли попробовать что-то другое? Поначалу, как и во всех новых городах, у меня возникает чувство подавленности, неразберихи и разнообразия – повсюду кишащие