Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

рассказал о последней встрече с Тургеневым: «В художественном клубе нашем бывали вечера, украшением которых на этот раз был именно Иван Сергеевич Тургенев, А.Г. Рубинштейн, мадам Виардо и молодая певица Литвинова. Здесь в последний раз мы слушали чудное чтение Ивана Сергеевича. Затем Полина Виардо скорее сказала, чем спела французские два романса. Эта великая артистка, конечно, утратила свой первобытный голос, но все-таки пела разговорно с таким знанием и вкусом, что все мы были в восторге…»

Тургенев планировал снова приехать в Спасское уже в феврале 1882 года и писал об этом маленькой дочери Полонского: «Летом мы будем опять в Спасском и будем опять ходить в лес и кричать: что я вижу! Какой прелестный подберезник!» Однако тут вмешалась тяжелая болезнь и изменила все планы, и на родину Тургенев больше никогда не вернулся… Говорят, что сразу после его отъезда в усадьбе Спасского-Лутовинова стали падать со стен портреты, а в парке вдруг посохли все до одной сосны, посаженные Тургеневым в молодости. Крестьяне говорили, что это к беде.

50. Недуги и роковая болезнь

Известно, что был Тургенев богатырского росту, плечистый и облик имел цветущий. Страстный охотник, он обходил с ружьем всю Орловскую, Тульскую и Калужскую губернии. Во время охотничьих экспедиций нередко приходилось ему ночевать в лесу, свернувшись калачиком под деревом, в стогу сена или в сарае у ближайшего крестьянина. Меткий стрелок, он соревновался с А. Фетом и С. Аксаковым в количестве подбитой за сезон птицы. И все-таки его крепкий организм с годами стали подтачивать разнообразные недуги.

Иван Сергеевич, как и его мать, всегда страшно боялся холеры. Но не обошла его стороной эта тяжкая хвороба, и в 1848 году, во время эпидемии холеры в Париже, он тоже заболел. Ухаживал за ним Герцен, и, к счастью, его выходил, за что должны мы быть ему премного благодарны, а то не пришлось бы нам прочесть ни лирических повестей, ни романов великого русского писателя.

На боль в коленном суставе Тургенев жаловался лет с 35 и упоминал в своих письмах: «…у меня припадок подагры». Но было ли это истиной – вот вопрос. Классической подагры, то есть воспаления первого плюснефалангового сустава, у него тогда еще не было. Однако в пользу подагры могли говорить боли и «…что-то нехорошее в пузыре и почках», которые периодически беспокоили писателя начиная с 1849 года, врачи же определяли эту хворобу как «невралгию пузыря». Сам Тургенев считал, что он унаследовал мочекаменную болезнь от своего отца. Перенес И.С. Тургенев и желчную колику, даже с механической желтухой. Надо сказать, что в те времена сочетание подагры с камнями в почках и желчном пузыре французские врачи называли «артритизмом» и считали классической триадой.

Друзья Тургенева часто не верили в его недомогания, считая, что все его болезни объяснялись замечательной мнительностью и живым воображением. Островская рассказывала, что в Карлсбаде Тургенев часто объявлял, что он «очень болен» и всегда воображал в себе какие-то необыкновенные болезни: то у него внутри головы, в затылке что-то «сдирается», то точно «какие-то вилки выталкивают ему глаза», то он чувствовал «бушеванье морских волн в голове». «Он в такую минуту хохлился, охал, а потом разговорится, развеселится и забудет о своих недугах. Мы в таких случаях втихомолку подсмеивались, что Иван Сергеевич у нас «закапризничал», как балованный ребенок. Но ребенок он был добрый: каприз у него скоро проходил».

Однако болезни Тургенева были далеко не всегда мнимыми. Вот что рассказывал Н.В. Щербань: «Но болел он действительно… припадками не только своей «официальной спутницы» – как он шутил – подагры, но еще и невралгией пузыря… которой он боялся больше подагры и которая мучила его нестерпимо. Раз, когда его «схватило» и он беспомощно лежал в своей спаленке близ кабинета… он вдруг приподнялся на постели и с таким страдальческим выражением, что за него стало больно, проговорил: «Давно уже, на улице, на моих глазах, вытащили из-под омнибуса человека. Он тут же и скончался, но успел сказать, что сам бросился под колеса от невралгических мук. Он ведь был раздавлен, но повторял: «Ах, какое облегченье!» Я понимаю этого человека…»

Известно, что в 40‐летнем возрасте Тургенева стали беспокоить одышка при ходьбе и отеки голеней и стоп. По этому поводу он обратился за консультацией к виднейшему немецкому терапевту Н. Фридрейху, который считался блестящим знатоком болезней сердца. Он нашел у Тургенева «болезнь сердца и прописал соответствующее содержание». Спустя два года Тургенев попал на прием к знаменитости еще большей – директору клиники Шарите Ж. Буйо. Тот обнаружил у Тургенева «артритические отложения в аорте». Проще говоря, Н. Фридрейх и Ж. Буйо обнаружили у Тургенева шум на аорте, изменение звучности тонов сердца, увеличение левого желудочка и признаки недостаточности кровообращения. Сам Тургенев жаловался на странные ощущения в сердце, «по временам играло сердце», – говорил он.

Впервые официальный диагноз подагры был поставлен Тургеневу в январе 1867 года, о чем он сообщал Анненкову: «Любезный друг Василий Петрович, я надеялся изустно и в скором времени отвечать на твое последнее письмо – но вышла следующая довольно скверная штука: две недели тому назад я подвергся первому припадку подагры, – да настоящей, несомненной, – так что я до сих пор ходить не могу, и к тому ж еще она какая-то сложная – так что доктор мне с точностью не может сказать, когда мне будет возможно выехать. Вот скоро восемь недель, как я сижу как рак на мели, лишенный употребления левой ноги: доктор приходит в совершенное недоумение, уверяет, что он отроду не слыхивал, чтобы припадок подагры мог так долго продолжаться…»

Друзья Тургенева не раз видели, как неожиданно приступ подагры мог начаться и как сильно страдал при этом писатель. Об этом оставил воспоминания критик В. Стасов: «Мы остались одни – Тургенев и наша музыкальная компания, с которою он только что успел перезнакомиться, – с ним сделался припадок, который нас всех перепугал. Он стоял посреди комнаты, держа чашку чаю в руках… как вдруг он почувствовал нестерпимые боли в пояснице и в боку. Сначала он только стонал, но скоро потом не мог более сдерживаться и громко кричал. Мы Тургенева увели в кабинет, раздели и уложили; около него стал хлопотать Бородин, он сам был когда – то врач, прежде чем сделаться профессором химии, Тургеневу закутали поясницу горячими салфетками, это его немного успокоило, но он продолжал стонать и по временам громко вскрикивать от острой боли. Сначала он приписывал свое нездоровье русскому завтраку, которым его угостили в тот день