«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

П. вернулся в Течу и продолжил заниматься тем ремеслом, которым занимался и до солдатчины. Одновременно с ним пришёл «из солдат» и К. П. Клюхин и в полной силе повёл ту линию крестьянства, на которой стоял и до «солдатчины».[312]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 240–245 об.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Три поколения служивых в Тече» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть VI. (март 1966 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 383).

[Женские образы]

Анна Петровна

[1965 г. ]

«Не мудрено, что ты вянешь до времени,

Всё выносящего русского племени

Многострадальная мать».

Н. А. Некрасов

Моё раннее детство проходило в деревне, благодаря чему я имел возможность соприкасаться с широким кругом деревенских жителей и во многих случаях с женской половиной их. У меня няней была деревенская девушка – Анна Петровна. К нам в дом помогать по хозяйству нашей матушке – постирать белье, пополоть в огороде и пр. приходили женщины – соседки, а когда батюшка занимался хозяйством, то в числе подёнщиков при уборке хлеба и в период сенокошения добрую половину составляли женщины. Но все эти встречи были летучими, кратковременными, периодическими, за исключением встречи с няней.

Анна Петровна была женой нашего соседа – Александра Савельевича Клюхина (Смотри очерк: «Савелий Фёдорович Клюхин и его потомство»), а её первые дети – Настя и Ваня были моими детскими друзьями и как только я научился перелезать через бревенчатый забор, разделявший наши oграды, я был постоянным «гостем» у Клюхиных. Летом мы играли в садике перед домом наших соседей, в ограде, лазили по строениям – конюшням, амбарам, забирались в огород и проказничали там. Дети есть дети. Зимой бывал в избе соседей, и мы играли на печке, на полатях, а иногда возились на полу. Будучи «гостем», я в то же время, хотя мимолётом, от случая к случаю, попадал и под надзор Анны Петровны, под надзор её родительского ока. Это было редко, потому что чаще всего она погружена была в хозяйство, в заботы о нём, но зато, как говорится: «редко да метко». Конечно, при этом она действовала дифференцировано: своих «убеждала» рукой, а по отношению ко мне, чужому ребенку, «словесностью», но довольно убедительной. Что поделаешь: никто её не учил другим педагогическим приёмам воспитания, да, по правде сказать, если бы она и применяла их, то едва ли мы поняли их? Есть много оснований ответить на это отрицательно, на что намёк будет ниже.

У меня с детства была тяга к наблюдательности и уже тогда я обратил внимание на особенности лица Анны Петровны: она имела явные признаки преждевременного увядания: веки глаз у ней были воспалены, глаза слезоточили, и лицо было бледным, помятым. У ней была какая-то суматошность в движениях, порывистость во всем, а речь, словно она рубила, а не говорила спокойно. Когда она была в раздражении, то ещё усиливала эту «рубку» речи и, как видно, считала это усилением убедительности, но эффект получался обратный: её речь вызывала улыбку. Когда эта улыбка подхватывалась детьми, то они по детской привычке поддразнивать человека начинали злоупотреблять этим, а потом и вообще ставить даже взрослого человека в смешное положение, и горе тому, кто поддастся на такую детскую уловку. С Анной Петровной случилась именно эта беда. Мне теперь стыдно вспоминать свои детские злые проказы, и это было: когда Анна Петровна направлялась за водой, мы пели ей из-за угла:

Анна Петровна

Поехала по брёвна.

Села на пенёк,

Просидела весь денёк!

Мы не вкладывали [в] эту песню какую-нибудь злобу и даже насмешку, а нам хотелось вызвать раздражение у ней и поставить в смешное положение. Ей бы только просто не обратить на это внимание, или сделать вид, что она не заметила, а она… сбросит с коромысла вёдра и с коромыслом начинает бегать за нами со словами: «Ах, вы, такие-сякие…»

Анна Петровна рано овдовела: муж её умер в сочельник под Рождество в 1903 г., оставив на её руках расстроенное хозяйство и шестерых детей: Настю, Ваню, Володю, Мишу, Наташу и Тоню. Более или менее подготовленными к жизни были только Настя и Ваня, причём Настя скоро и вышла замуж. Ваня, ещё зелёным парнишкой, с кем-то уехал на золотые прииски в Сибирь. Он писал письма, и однажды Анна Петровка попросила прочитать ей письмо от сына. Как рада была она этому письму и как она была возмущена содержанием этого письма: сынок писал, что он получил от кого-то известие, что она, его матушка ведёт распутный образ жизни. Я был свидетелем мучительного переживания матери – её возмущения, горя и слез. Мне было жаль, безмерно жаль мать и стыдно за её сына, Ваню. Живым укором для меня было также воспоминание о наших детских проделках в отношении к ней.

Я был свидетелем того, как её дети без отца пробивали себе дорогу в жизни и знал, что Володя потом сделался кузнецом высокой квалификации и обзавёлся хозяйством, а Миша – бухгалтером уже в советское время. Я узнал, что Анна Петровна на старости жила у Миши, куда переехала и овдовевшая Настасья. Я всегда, когда бывал в Тече, справлялся об её жизни и рад был тому, что она прожила жизнь не плохо и умерла в глубокой старости.

У меня было много знакомых женщин в Тече, и всегда за их грубым внешним видом я различал доброту их, степенность и какую-то особенную приветливость в обращении со мной. Эти же качества в моей памяти сохранились и в образе Анны Петровны, несмотря на некоторые особенности её характера.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 390. Л. 51–59 (рукопись), 99–102 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.

Александра

[1965 г. ]

Когда из нашего села приходилось выезжать в Беликуль со стороны базарной площади, то по дороге встречалась небольшая горка, а на ней с левой стороны и теперь ещё стоит избушка без всяких «служб», небольшая, крытая дёрном, а внимание проезжих привлекала не избушка, а огород при ней, частично расположенный по угору. Летом, в период цветения, этот огород походил на ковёр, искусно вытканный рукой большого мастера-художника. Нельзя было не залюбоваться этим огородом: гряды в нём были расположены как-то по линейке, по обочинам их цвели ноготки, васильки, а цветущие бобы испускали аромат, пьянящий, как