Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

а завтра все должно было оборваться, и впереди для меня начиналось неизвестное новое. В том угаре, в котором я была эти дни, я написала письмо Павлуше о нашем переезде в Ленинград. Когда я писала, у меня было чувство, что я, наконец, освободилась от последней власти его над моим сердцем, и я вскользь созналась, что мне жаль оставлять здесь глаза, смотрящие на меня с любовью. Было ли в этом желание его уколоть, показать, что я могу быть счастлива и без него? Или это была только дружеская откровенность? Я и сама не знаю. Но ведь он сам отказался от моей любви, и какой любви!

29 декабря. Вчера, когда все вещи были уложены и зашиты в рогожи, к нам с утра пришла вся компания, бывшая у нас, дополненная еще несколькими студентами и студентками. Это были последние проводы. Они принесли с собой много вина, стало очень шумно, но затем многие ушли домой, и остались только мои ближайшие приятели. Когда стол был накрыт к обеду и все сели за стол, начались последние тосты и разные пожелания. Я заметила, что Витя пил больше всех. Он был лихорадочно возбужден, глотая рюмку за рюмкой, и меня это волновало. Женя, как будто подчеркивая разницу, наоборот, пил мало. Он сидел рядом с мамой и наружно был спокоен. Мне было неприятно и обидно за Витю. Я видела, как он с каждой выпитой рюмкой больше пьянел. Его состояние вызывало во мне тревогу. Когда кончился обед и все еще сидели за столом, шумно разговаривая, я взглянула на Женю и, подойдя к нему, сказала, что у него растрепалась прическа. «Пойдем, я причешу тебя», – добавила я тихо. Он взял меня за руку, и мы вбежали в пустую комнату. «Где же гребешок?» – окинула я взглядом пустой стол, и, когда Женя наклонился к столу, я быстро поцеловала его в губы и так же быстро бросилась к двери. Женя пытался меня удержать за руку, шепча: «Подожди! Одно мгновение». Я вырвалась, но у дверей он успел меня обнять, с ласковой иронией шепнув на ухо: «Боюсь, что ты не меня одного причесала так». Я только улыбнулась в ответ, выбежала в столовую и села рядом с Витей. Мои губы пылали. Поцелуем я не только хотела сдержать обещание, данное Жене, но и обещала ему больше, сказать, что именно его одного я выбираю этим поцелуем, и им закрепляю свой выбор. Но зачем я села спокойно рядом с Витей? Должна сознаться, что какой-то задорный бесенок прыгал во мне. Однако я сразу же подумала: а что, если бы Витя узнал о моем поцелуе? И мне стало невесело. Витя, уловив момент, когда никто не смотрел на нас, сказал: «Ты очень хороший человек, Абраша». Я почувствовала боль, как будто от острого укола, и мне захотелось, чтобы все поскорее окончилось. Я так была виновата перед Витей! Позднее я заметила, что Вите стало плохо и он куда-то исчез. К нему несколько раз выбегали Запасчиков и Сережа. Они сказали мне, что он потерял сознание, и уложили его на зашитый рогожей диван в другой комнате. Он там долго лежал, спрятав лицо, в бесчувственном состоянии. Когда время подходило к нашему отъезду на вокзал, я вошла в комнату, где лежал Витя. Он уже сидел, бледный, сумрачный. Мне было неприятно, что он не сохранил стойкости и самообладания, и больно, и грустно, что все так случилось и я ничем не могу помочь.

Когда я подошла к нему, он низко опустил голову, потом поднял на меня глаза, в которых было много печали, я снова почувствовала свою вину перед ним. Я положила на его плечо руку, а он молча взял мои руки и спрятал в мои ладони свое лицо. Я поняла, что в это время он страдал не только от любви, – ему было стыдно за себя, за то, что не хватило выдержки. Я погладила его густые волосы, потом, наклонившись к нему, поцеловала их, прощаясь с ним. «Не надо пить, Витя, ты этим себе не поможешь, – шепнула я. – И не надо страдать из-за любви, она бывает обманчива. Я так еще недавно любила сама, и все разбито и горько оплакано мной. Поверь, я говорю это только тебе, потому что понимаю твои чувства. Я очень боюсь, Витя, что я ввела тебя в заблуждение своим поведением. Поверь, я этого не хотела. Я думаю, что тебе будет легче, если ты на некоторое время забудешь меня и свое чувство ко мне. Ведь ты все-таки меня до конца не знаешь». Тогда он поднял глаза, с удивлением взглянув на меня. А я продолжала говорить: «Не надо, Витя, грустить, жизнь так прекрасна, и в жизни все меняется. Мы же так часто ошибаемся. Время поможет нам разобраться. Я буду ждать твоих писем. А пока прощай». Он крепко поцеловал меня, и мы расстались.

На вокзал он не приехал меня провожать, а, попрощавшись с нами у трамвая, скрылся во мраке. Мне было грустно и больно. На вокзал меня пришли проводить многие. В общем всех студентов было человек 20 и 10 человек знакомых папы и мамы. Прощаясь, все жали мне руки и каждый торопился сказать что-то хорошее на прощанье. Я взглянула на Колю. Он подошел ко мне, взял мои руки и, крепко пожав их, сказал: «Как жаль, что ты уезжаешь, Таня! В моей памяти твой образ сохранится как одно из самых светлых воспоминаний. От всей души желаю тебе быть счастливой». В моем сознании живо пронесся день моего рождения год назад. Был празднично накрыт стол, и на столе корзина живых цветов, нарядные кисти белой сирени – это подарок Жени. И еще корзина цветов, которую принесли из магазина с запиской, в которой измененным почерком был написан отрывок из одного моего стихотворения и не было подписи. Я до сих пор не знаю и, видимо, никогда не узнаю, кто прислал эту корзину… За столом со всех сторон ко мне тянутся рюмки с вином, и я слышу много добрых пожеланий. Одна сторона протестует, почему я не сижу на их стороне, несколько рук поднимают стул, на котором я сижу, и уносят меня на свой конец стола. Позднее я танцую с одним, другим, слышу со всех сторон шутки, веселый смех. И вот в окна брезжит утренний рассвет, гости, торопясь, уходят, и здесь неожиданный поцелуй Коли. Милый, славный Коля! Я смотрю в его умные серые глаза и думаю: ведь