КАТА - Екатерина Ааронова

– Кофе?

– Да, можно… Только разбавленный. Если это возможно… Если нет, то не страшно.

– Хорошо.

Мужчина встал и подошел к небольшому кофейному автомату, установленному так удачно прямо у него в кабинете.

– Я просто не люблю горечь, – начала я.

Он обернулся и улыбнулся. После чего продолжил возиться с автоматом. Повисла небольшая неловкая пауза. Но, наконец, он поставил передо мной чашку и снова вернулся в кресло.

– А вы? – спросила я.

– Нет, спасибо, – сказал он, наблюдая за тем, как я морщусь перед первым глотком. – Как мне лучше к вам обращаться? – спросил он глубоким, низким голосом.

– Кэт, эм… да, Кэт.

– Вы не уверены в этом?

– Я на самом деле Каталея. Просто не привыкла так представляться.

– Почему?

– Потому что, как правило, все реагируют странно… не знаю…

– Это как? – продолжил он, выдержав паузу.

Они все это прекрасно умеют делать. Уловить тот момент, когда собеседник точно заканчивает мысль.

– Ну, многие смеются… некоторые недоумевают, пытаясь спрятать презрение к тому, кто мне это имя подобрал… типа, что за бред? Другие начинают фальшиво улыбаться и пытаться помочь принять его. Некоторые уверяют меня в том, что это вообще другое имя. Доказывают, что меня можно называть как-то иначе и это правильно. Или коверкают его специально как будто, а это просто вымораживает. Хотя и сейчас не лучше порой.

– А как на это реагируете вы?

– Не знаю… Я будто становлюсь цирковой обезьянкой, которую все обсуждают… – сжалась я.

– Вам нравится ваше имя?

– Да, – от всей души протянула я. – Я влюблена в него.

– Так почему же вы так боитесь?

– Просто… Если горделиво выкрикивать его на каждом углу, мне становится не комфортно. Как будто я пытаюсь показаться какой-то уникальной, чересчур значимой… не знаю, что несу, – я нервно улыбалась.

– Вы боитесь показаться значимой?

– Не знаю… Это как-то странно и неуютно.

– Значит вы боитесь людей? – ловко вывернул он.

– Нет, – засмеялась я, – я не боюсь людей.

– Но боитесь их мыслей. Например, их реакции на ваше имя.

– Наверное… возможно, потому что я боюсь, что не смогу постоять за себя должным образом. Ответить им.

– Почему, Каталея?

– Даже звучит неестественно… – скривилась немного я.

– Вы переживаете?

– Да.

– Отчего же?

– Я чувствую себя глупо… Вы, наверное, думаете, что я странная…

– А это имеет значение? – спокойно продолжал он.

– Что? Что я странная?

– Нет, что я думаю.

– Для меня как будто бы да… – он пронзительно смотрел на меня, будто пытаясь своим взором, как телепат, открыть заевшую шторку, за которой скрывается все, что я сдерживала в себе. – Иногда мне кажется, что я говорю что-то не то. Не понимаю реакцию людей. Пытаюсь докопаться до их настроения, но еще больше зарываю себя в их глазах. Я… – я сделала передышку, – чувствую, что буду воспринята как-то не так. Боюсь, вдруг обидела кого-то не тем взглядом или словом. Неправильно подобранное, оно может так сильно ударить. Вот недавно я сказала какую-то дурацкую фразу про жир, разговаривая с упитанным человеком, – тут я поняла, что мой собеседник тоже в теле. – Я… я боюсь своего языка, ведь он иногда как помело, бежит впереди мозга, и я говорю глупости… как сейчас… – я сделала только хуже.

– Вовсе нет.

– А мне кажется, что да…

– Это близкие вам люди? Вы боитесь их обидеть?

– Да не только… все… не важно. Просто не хочу быть неправильно понятой. Чтобы потом не терзать себя тем, что они обо мне думают.

– Почему вы переживаете о том, что чувствуют или как думают о вас люди больше, чем переживаете о своих чувствах?

– Не знаю… – я смотрела на него. Он ждал, когда продолжу, ведь, казалось, видел меня насквозь. – Когда я была маленькой… хотя и подростком тоже, мой дедушка, он… он постоянно так делал… когда я провинюсь, он не говорил мне, в чем дело, а просто играл в молчанку. Он мог часами делать вид, что меня нет, заставляя мучиться от того, что же я натворила… а это не всегда было очевидно. Знаете, там, обещала помыть посуду до конца дня, а день еще не закончился, он уже переставал меня слушать. И слышать. То есть я подходила, разговаривала с ним, а он игнорировал. И я не понимала, не знала, что делаю не так… и просто изводилась… устраивала истерики, рыдала, пыталась во всем разобраться, но это так тяжело, – я немного прослезилась от откровений. – Как можно разобраться в чужих мыслях? В которых ты, по сути, ничто или все самое осточертевшее человеку? И потом я стала замечать, что постоянно, поймав какой-то не тот взгляд или минуту молчания, направленную в мой адрес, начинала донимать людей вопросами. А не обидела ли я их чем-то, а не сделала ли что-то не то.

– Вас пытали молчанием, – сказал мой слушатель. – Внушили страх, что, если вы сделаете что-то не так, то человек станет также пытать вас, пока вы копаетесь в себе, пытаясь понять, сделали вы или сказали что-то не так или же нет, – он говорил это так убаюкивающе спокойно.

– Да… я как будто боюсь, что не знай или не понимай я настроение другого человека… не знаю. Я всего начинала бояться. Боюсь, например, конфликтов. Боюсь, что не выстою, и человек задавит меня. Я в них вообще не ввязываюсь. Боюсь сказать лишнее слово. Или же, случайно нагрубив, начинаю оправдываться и извиняться. Ведь этого всегда и добивались. А от этого я чувствую себя погано. А ничего не узнав, не успокоюсь.

– Боитесь быть раздавленной?

– Да… как с речью, например… я в детстве была торопыгой. Я и сейчас такая… но уже сдерживаю себя, – сказав это, подловила себя на мысли, что действительно начинаю спринтовать. – Я разговаривала со всеми с такой душой, так увлеченно, но так быстро. И люди, они корчились так, будто им неприятно, а потом кидали суровую фразу, что-то типа: «Говори помедленнее» или «Стоп, сначала, я ничего не понял», – просто грубо затыкали меня. Это хуже унижения. Не знаю, как объяснить это. Хоть я и понимала, что они не успевают понять меня, все же… это казалось таким жестоким. В итоге все угасало. Я больше не хотела никому ничего рассказывать. Боялась, что снова наткнусь на грубость. Или что они станут все снова и снова ранить меня своим презрением. Перебивать, сбивать с мысли. Я для них всех как пытка. Мне было неприятно от того, что они так думают. Не хотела быть не воспринятой всерьез.

– Вы обесцениваете свою значимость для них, – тихо продолжил он. – Лишь тем, что боитесь, оправдываетесь, извиняетесь.

– Верно. Я боюсь казаться еще мельче, чем сама себя ощущаю. Что мои слова или поступки будут вывернуты, перефразированы, и это повлечет за собой еще больше ненужного.

– А как вы себя ощущаете? Без людей вокруг.

– Не знаю. Вроде спокойно. …хотя, я знаю, что они там где-то могут что-то говорить и вспомнить, как я разговариваю, перемалывать то, что я говорила когда-то. Думать обо мне. Смеяться надо мной.

– Их мнение для вас важнее вашего?

– Кажется, что как будто бы да. Я отстраняюсь. Мне иначе так некомфортно. Кажется, что я в тысячу раз глупее их. Меня постоянно этим тыкали. Что я не в тех областях развиваюсь. Глупостями в основном какими-то увлекаюсь, – все это снова переживалось. – Это несерьезно. Что лучше бы я не тратила время впустую. Приходилось разрываться. Успевать делать и то, что от меня требовали, и то, что нравилось. В итоге меня начинали наказывать лишением того, что нравится. А это довольно тяжело.

– Они пренебрегали вашими желаниями?

– Да. Для них они не имели значения. Это все пустая трата времени. Это никому, кроме меня, не нужно.

– То есть вы делаете только то, что нужно другим? Ваша зона комфорта заключается в том, чтобы другим было комфортно рядом с вами? Вы боитесь быть собой? Вам проще уступить, чем отстоять себя?