Черный ворон - Энн Кливз

словно не буквами, а выточенными изо льда узорами. На следующей странице те же слова, но теперь они были связаны с другими – что-то вроде карты мыслей. От «пламени» тянулись нити к страсти, желанию, безумию, белым ночам, фестивалю Ап-Хелли-Аа, жертвоприношению. «Лед» соединялся с ненавистью, подавлением, страхом, тьмой, холодом, зимой, предрассудками. Линии между словами были жирными, резкими.

– Наверное, ключевые темы фильма, – сказал Юэн.

– Возможно, она хотела связать визуальные образы с исследованием этих эмоций, – предположила Фрэн. – Что-то о крайностях природы и света. Амбициозный проект.

Юэн оторвался от страницы, уловив в словах Фрэн скрытую критику.

– Ей было шестнадцать. В шестнадцать можно быть амбициозной.

Он перевернул листок. Там ничего не было. Пролистал остальные – все пустые. Он швырнул тетрадь на стол и с размаху ударил по столешнице ладонью. Его ярость испугала Фрэн.

– Этого мало! – прошипел Юэн. – Мне нужно знать, что с ней случилось.

Фрэн растерялась. Перед ней закатил истерику взрослый мужчина, но сказать ему «возьми себя в руки» она не могла.

– Мы еще не закончили, – осторожно произнесла она. – В сумке есть папки. Давай проверим их?

Он встал, и Фрэн подумала, что он уйдет, оставив ее в одиночестве. Ее тон прозвучал снисходительно, и Юэн имел полное право обидеться. Но вместо этого он подошел к раковине, пустил воду, набрал в ладони и плеснул себе в лицо. Вытерся полотенцем и вернулся за стол.

– Ты права, – сказал он уже спокойно. – Конечно, права. – Как будто вспышки и не было. – Давай проверим папки.

Их было три: «История», «Психология» и «Английский». Фрэн предоставила выбор Юэну. Он быстро отложил первые две – там были конспекты уроков. Папка по английскому оказалась очень тонкой, Фрэн боялась, что там пусто. Но тут она заметила на картонной обложке те же наброски – «Лед и пламя». Юэн открыл папку и вытащил единственный лист бумаги формата А3, сложенный вдвое. Он развернул лист и встал рядом, чтобы они могли рассмотреть его вместе.

Сначала Фрэн ничего не поняла. Казалось, это просто черновик, где она фиксировала случайные мысли. Лист был разлинован на квадраты, в каждом – наброски чернилами, неразборчивые пометки. Не похоже на обычную аккуратность Кэтрин. Почерк такой мелкий, что почти нечитаем.

– Что думаешь? – спросил Юэн, и в его голосе прозвучало отчаяние. – Это все, что у нас есть.

– Может, это раскадровка? – предположила Фрэн. – Каждый квадрат – сцена. Не совсем, потому что иногда она заменяет рисунки словами, но в целом – план для фильма.

– Чтобы она знала, какие сцены нужно снять.

– Возможно.

Она последовательно закрывала ладонью или кусочком бумаги соседние квадраты, чтобы сосредоточиться на одном за раз.

– Начинается с воронов. Рисунок отличный. Значит, фильм стартует здесь, дома. – Она перешла к следующему. – Это тебе о чем-то говорит?

– Тут написано «гостиная». Так в школе называют комнату отдыха для старшеклассников. Наверное, сцена проходит там.

– А это?

Он покачал головой:

– Пара человечков из палочек, будто ребенок рисовал. Для нее это что-то значило, но мне не ясно, что. Однако план дает нам направление. Можно попытаться восстановить ее замысел.

Фрэн сомневалась, что им когда-либо удастся понять задумку Кэтрин, но промолчала. Радовало то, что настроение Юэна улучшилось. Она медленно продолжила. В одном квадрате они разглядели овец, в другом – тюленей. Может, это фон для закадрового голоса. Но как это связано с пламенем и льдом?

По всему листу были разбросаны инициалы. Большинство ничего не говорили Фрэн, пока она не наткнулась на «РА». Она не ожидала, что Юэн поймет, но он понял.

– Роберт Айсбистер, – тут же сказал он. – Это может быть Роберт Айсбистер.

– Или кто-то другой.

– Но инспектор Перес спрашивал о нем, знаю ли я его. Инспектор видел здесь его фургон, правда уже после смерти Кэтрин, так что вряд ли это важно.

«Если только он не приезжал украсть фильм и сценарий», – подумала Фрэн. Юэн начал искать их лишь через несколько дней после убийства. Но она не стала произносить это вслух. Как объяснить, почему она знакома с Робертом? «Он взрослый сын любовницы моего мужа»? В том же квадрате было нацарапано что-то еще.

– Как думаешь, что это? – спросила она.

В раскадровке почерк Кэтрин был куда менее разборчивым. Словно она спешила зафиксировать мысли, пока они не ускользнули.

Юэн развернул лист, чтобы лучше рассмотреть надпись.

– Дата: третье января. Похоже, ее добавили позже. И чернила другие. – Он выпрямился и потянулся. – Мы явно что-то упускаем. Я не вижу здесь ничего, что могло бы стать мотивом для убийства.

– Возможно, мотива здесь и нет. – Прозвучало резко, но Фрэн не нашла более мягких слов. – Может, и правда виноват Магнус Тейт. А фильма и сценария нет в доме просто потому, что она сдала их в школу в конце семестра. Нам следовало проверить, чтобы тебе не пришлось проходить через это.

– Нет! – Он резко встряхнул головой. – Не может быть. Если фильм был готов еще в декабре, зачем эта дата – третье января? Зачем упоминание Ап-Хелли-Аа в тетради? Фестиваль начинается только в середине января. – Он швырнул на стол чек с надписью. – И какое отношение ко всему этому имеет Катриона Брюс?

– Решать не нам. – Фрэн осторожно положила руку ему на плечо. В голове уже рисовалась картина: Юэн сидит ночь за ночью, выискивая скрытые смыслы в случайных каракулях, пока окончательно не сойдет с ума. – Тебе нужно показать это Джимми Пересу. Он поймет, что делать.

Реакция Юэна снова ее потрясла. Он вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся.

– Нет! Это мое личное дело! Полиция не имеет к этому никакого отношения! – Затем, видимо, осознав ее испуг, он поднял стул, сел и снова обрел привычную сдержанность. – Прости. Ты права. Но сначала я сделаю копии. Не могу допустить, чтобы чужие люди копались в ее записях. Это… все равно что позволить надругаться над ней.

Глава 37

Магнус сидел в камере. До перевода в тюрьму на «большой земле» оставалось еще одно заседание суда, хотя он не вполне это понимал. Он знал, что однажды его перевезут, и каждый раз, когда к камере приближался полицейский с бряцающими ключами на поясе, а его тяжелые ботинки гулко стучали по кафельному полу, Магнусу казалось – вот и пришло время покинуть Шетланды. Порой будущее представлялось ему огромной черной волной, готовой утопить. Нет, даже хуже. Волну он хотя бы понимал. Он не умел плавать, значит, не выжил бы, но сама стихия была понятна. А сейчас – только пустота, непроглядный мрак. Мысль о переезде пугала его настолько, что при каждом