Зверь - Мола Кармен

— Он у вас?

— Нет, но я знаю, где его найти.

— И где же?

— Послушайте, так дела не делаются. Вы обещали заплатить, так что давайте поговорим о деньгах.

Марсиалю хватило бы нескольких минут, чтобы узнать все, что нужно, и притом совершенно бесплатно, но заплатить было проще.

— Я приказал выследить девчонку, которая принесла перстень, — сказал Исидоро. — Она живет на заброшенной спичечной фабрике, недалеко от городской стены, ниже улицы Орталеза.

— Знаю это место.

— Но перстень не у нее. Его забрала одна дама, сеньора де Вильяфранка — она приходила, чтобы выкупить побрякушку какой-то арестантки.

— А краденый сюртук девчонка не пыталась продать? Коричневый…

— Нет, только перстень.

Что ж, Марсиаль знал: напасть на след золотого перстня, украденного обычной воровкой, будет легче, чем найти сюртук. Но его интересовало и то и другое. Придется, видимо, заглянуть на старую спичечную фабрику.

20

____

Некоторые врачи говорили, что холера передается через воду, но немало было и тех, кто утверждал: это кара божья. Достоверно было известно только одно: больные страдали ужасным поносом и жесточайшей рвотой, жар становился все сильнее. Заразившись, люди умирали уже через несколько дней. Выживало не больше трех заболевших из десяти. Никаких официально утвержденных мер лечения не было, и все сводилось к тому, чтобы позволить бедолаге умереть наименее мучительным образом. Были опробованы все виды припарок. Одни советовали пить растопленный снег, другие предлагали в качестве лекарства порошки из аристолохии, или змеиного корня, — растения, широко распространенного в Пиренеях, но в Мадриде дорогого и недоступного.

Были и доктора, которые утверждали, что холера — заболевание крови, поэтому ее и надо изгонять из тела, уменьшая количество яда внутри. Кровопускание, успевшее уйти в прошлое как пережиток Средневековья, во время эпидемии вновь обрело популярность. Вспомнили и о пиявках. Беда была в том, что эти твари давно перевелись. Цена за баночку пиявок взлетела до небес, и торговали ими уже не в аптеках, а на черном рынке, который образовался у ворот Аточа. Туда и отправился Педро с полученными от Лусии деньгами.

Луис — Луисин, как называл его отец, — болел уже несколько дней. Мария не хотела обращаться в больницу, потому что знала: там мальчик обязательно умрет. Это был их единственный ребенок, и врач, во время родов спасший жизнь Марии, сказал, что других детей у них не будет. У Луиса был шанс выжить, только если пиявки отсосут из тела яд.

Проведя несколько дней в тщетных поисках, Педро наконец раздобыл всего четыре пиявки, на большее просто не хватило денег. Пиявки были похожи на зеленовато-коричневых червей с красной полоской вдоль всего тела.

— Не знаю, хватит ли четырех, — с беспокойством заметила Мария.

— Луисин еще маленький, должно хватить. Говорят, что от крови пиявки раздуваются раз в десять.

Педро был настроен более оптимистично, чем жена, к тому же ей тяжело было видеть, как к тельцу трехлетнего малыша присасываются страшные черви. Луисин был настолько слаб, что даже не сопротивлялся. Те, кто пережил эту процедуру, говорили, что пиявки кусают несколько раз, прежде чем найдут подходящее место, чтобы присосаться. Затем они начинают пухнуть, увеличиваться в размере, и пациенту становится легче… Вот только Луисину легче не становилось, наоборот: он таял как свечка.

— Ничего, сразу-то улучшения не бывает, — успокаивал жену Педро, хотя и сам уже почти потерял надежду.

Сидевшая неподалеку от них Клара перехватила печальный взгляд сестры и догадалась, о чем та думает: мальчик не переживет эту ночь, хоть с пиявками, хоть без них. Лусия старалась никогда не падать духом, развлекать младшую сестренку выдумками, нашептывала ей сказки и легенды перед сном или когда замечала, что той грустно. Но сейчас у Лусии не осталось ни сил, ни желания прятаться от реальности в мире фантазий. Она изменилась, и Клара хотела знать почему. Она решила действовать напрямик:

— Я знаю, где ты работаешь.

Несколько секунд потрясенная Лусия молчала.

— Я тебя выследила. Мама хотела, чтобы ты стирала в реке.

— Мама умерла, а на реке мне не заработать на двоих.

— Если я достану денег, ты перестанешь туда ходить?

— Ты? Интересно, как же?

— Я ходила закладывать перстень.

— Закладывать? Ты с ума сошла! Он же краденый.

— Я его не заложила. Там была сеньора де Вильяфранка, и я отдала его ей; она поможет получить за него кучу денег.

— Зачем ты отдала перстень? Она же его прикарманит. Какая ты глупая!

— Она богатая, ей деньги не нужны.

— А что она делала в ломбарде? Думаешь, богачи ходят в такие места? Она хотела украсть у тебя перстень, а ты сама его отдала.

— Неправда!

Лусия схватила Клару за плечи и начала трясти, повысив голос:

— Никому нельзя доверять! Слышишь? Никому!

— Мне больно, — прошептала Клара, на глазах у нее выступили слезы.

— И не смей говорить мне, чтобы я не ходила в тот дом. Я знаю, что для нас обеих лучше. Ты понятия не имеешь, что с нами может случиться, если мы останемся в городе, да еще без гроша в кармане.

Наконец Лусия отпустила сестру. Клара потерла плечи. Завтра на них появятся синяки.

— Все для тебя делаю, а ты еще меня и судишь. Неблагодарная! Хочется плюнуть на все и уйти.

— Я сама уйду. — Клара с гордым видом поднялась на ноги.

— Куда это ты собралась?

— Не стану тебе отвечать!

Пройдя через фабричный двор, она направилась к воротам.

— Клара! — крикнула Лусия.

Но сестра даже не обернулась. Она исчезла в ночной темноте.

Газовый фонарь освещал вывеску магазина пиротехники сеньора Александра. Клара направилась к нему, привлеченная ярким светом. После недавних дождей лужи еще не высохли, шагать приходилось осторожно. Клара не знала, куда идти: наверное, побродит немного по центру города, а потом устроится на ночлег в каком-нибудь пустом дворе или в притворе церкви. Она спустилась по сумрачной улице. Тишину нарушал только звук ее шагов да редкий лай собак вдалеке. Скоро зазвонят колокола, с незапамятных времен отмеряющие в Мадриде каждый час.

Клара уже почти миновала лавочку скрипичных дел мастера, когда вдруг сообразила, что уже пару дней никого там не видела — возможно, хозяин подхватил холеру. А место неплохое: можно укрыться на ночь среди лютней и скрипок. Девочка внимательно осмотрела витрину: задвинутая в угол виола да гамба, испанская гитара… В полумраке за стеклом можно было различить кожаный саквояж рядом с тряпкой, перепачканной дегтем. Внутри двигалась какая-то тень; по крайней мере, так показалось Кларе. Но уже в следующее мгновение ее пронзила догадка: а что, если это отражение того, кто подкрадывается к ней сзади? Она резко обернулась. Ей показалось, что она заметила край черного плаща, скрывшегося за углом. Он лишь промелькнул, но этого оказалось достаточно, чтобы она пришла в ужас.

Клара помчалась на спичечную фабрику. Она была уверена, что кто-то преследует ее, но оборачиваться не стала: на это не было ни одной лишней секунды. Она шлепала по лужам, удивляясь, почему их так много. Он слышала свое учащенное дыхание, стук сердца, а еще — как невероятно громко шуршит плащ ее преследователя.

Подбежав к ограде фабрики, Клара поняла, что придется лезть через нее — добраться до ворот она не успеет. В одном месте из ограды выступал камень — он послужил ей ступенькой. Клара перевалилась через край стены и рухнула на груду опилок. Она вся исцарапалась, но наконец почувствовала себя в безопасности. Пройдя по галерее с арабским кессонным потолком, она оказалась во дворе с портиком, под которым уже устроилась на ночлег и пыталась заснуть Лусия. Педро и Мария бодрствовали у колодца возле сына, метавшегося в жару. Клара прижалась к сестре, сердце, готовое выскочить из груди, бешено колотилось.

— Мне страшно.

— Иди сюда. — Лусия обернулась и покрыла ее лицо поцелуями.