Темная священная ночь - Майкл Коннелли

что кто-то вломился ночью, и это место преступления. Это должно сработать. Это место больше не принадлежит дяде подозреваемого. Насколько мы можем судить, новый владелец чист, и мы ожидаем его полного сотрудничества как с поиском, так и с историей прикрытия.

— Хорошо, — сказал Тревино. — Когда мы отправляемся?

— Завтра утром, — ответил Босх. — Как раз тогда, когда заведение откроется в семь. Если повезет, мы успеем войти и выйти до того, как большинство гангстеров в округе проснутся.

— Хорошо, — сказал Тревино. — Давайте соберемся здесь в шесть и будем в Пакойме, когда они откроют двери.

После этого совещание закончилось, и Босх последовал за Лурдес обратно к ее рабочему месту.

— Эй, у меня в камере недавно был посетитель, — сказал он. — Это ты прислала ее туда?

Лурдес покачала головой.

— Нет, сюда никто не входил, — ответила она. — Я весь день составляла отчеты.

Босх кивнул. Он задумался о Бэллард и о том, как она узнала, где его найти. Он предположил, что Люсия Сото рассказала ей об этом.

Он понимал, что скоро все узнает.

7

Босх рано вернулся домой. Едва открыв дверь, он почувствовал запах готовящейся пищи и обнаружил на кухне Элизабет Клейтон. Она обжаривала курицу в масле с чесноком.

— Привет, — сказал Босх. — Вкусно пахнет.

— Я хотела тебе что-нибудь приготовить, — ответила она.

Они неловко обнялись, пока она стояла перед плитой. Когда Босх впервые встретил ее, она была наркоманкой, пытавшейся похоронить убийство своей дочери под горой таблеток. У нее была бритая голова, она весила девяносто фунтов и охотно променяла бы секс на тридцать миллиграммов оксикодона, затуманивающего память и чувство вины.

Семь месяцев спустя она была чистой и набрала двадцать фунтов, а ее песочно-светлые волосы были достаточно длинными, чтобы обрамлять хорошенькое личико, проявившееся во время выздоровления. Но чувство вины и воспоминания все еще были там, на краю тьмы, и угрожали каждый день.

— Это здорово, — заявил он. — Сначала я приведу себя в порядок, хорошо?

— Готовка займет еще полчаса, — сказала она. — Мне нужно отварить лапшу.

Босх прошел по коридору мимо комнаты Элизабет в свою собственную.

Он снял свою рабочую одежду и встал под душ. Пока вода каскадом лилась ему на голову, он думал о делах и жертвах. Женщина, готовившая ему ужин, стала жертвой последствий убийства ее дочери способом, слишком ужасным, чтобы о нем думать. Босх думал, что год назад он спас Элизабет. Он помог ей справиться с зависимостью, и теперь она была натуралкой и здорова, но зависимость была тем, что заслоняло реальность и не давало ей погрузиться в воспоминания. Он пообещал ей, что раскроет убийство ее дочери, но теперь обнаружил, что не может говорить с ней об этом деле, не причинив ей такой боли, которую она обычно преодолевала таблетками. Ему оставалось только гадать, спас ли он ее вообще.

После душа он побрился, потому что знал, что может пройти пара дней, прежде чем у него появится следующий шанс. Он уже заканчивал, когда услышал, как Элизабет зовет его ужинать.

За те месяцы, что прошли с тех пор, как Элизабет переехала сюда, Босх вернул столовой ее законное назначение. Он перенес свой ноутбук и папки дел, над которыми работал, в свою спальню, где у него был установлен складной столик. Он не думал, что ей следует постоянно напоминать об убийстве, особенно когда его нет рядом.

Она расставила приборы за столом друг напротив друга, а еду положила на другую тарелку между ними. Она прислуживала ему. На столе стояло два стакана воды. Никакого алкоголя.

— Выглядит великолепно, — сказал Босх.

— Что ж, будем надеяться, что это будет вкусно, — ответила она.

Несколько минут они ели молча, и Босх сделал ей комплимент. У курицы был хороший чесночный привкус, который был великолепен. Он знал, что позже это аукнется, но не упомянул об этом.

— Как прошла группа? — спросил Босх.

— Марк Твен бросил ходить, — ответила Элизабет.

На своих ежедневных встречах с групповой терапией она всегда называла других людей кодовыми именами, взятыми у известных людей, которых они ей напоминали. У Марка Твена были седые волосы и густые усы. Там были Шер, Альберт (как Эйнштейн), О-Джей[31], Леди Гага и Ганди, которого также называли Беном, как Бена Кингсли, актера, получившего "Оскар" за роль Махатмы Ганди[32].

— Навсегда? — спросил Босх.

— Похоже на то, — сказала она. — Он поскользнулся и вернулся в тюрьму.

— Это очень плохо.

— Да. Мне нравилось слушать его истории. Они были забавными.

Между ними снова воцарилось молчание. Босх попытался придумать, что бы такое сказать или спросить. Неловкость отношений превратилась в их главную составляющую. Босх давно знал, что предложение ей воспользоваться комнатой в его доме было ошибкой. Он не был уверен, что, по его мнению, из этого выйдет. Элизабет напомнила Босху его бывшую жену Элеонору, но это было только физическое сходство.

Элизабет Клейтон была сильно травмированным человеком с темными воспоминаниями, над которыми нужно было работать, и трудным путем, который предстоял впереди.

Это было всего лишь временное приглашение — до тех пор, пока она не встанет на ноги. Босх переоборудовал большую кладовку рядом с прихожей в маленькую спальню и обставил ее покупками из Икеа. Но прошло почти шесть месяцев, и Босх не был уверен, что Элизабет когда-нибудь снова сможет самостоятельно стоять на ногах. Зов ее пагубной привычки всегда был рядом. Воспоминание о ее дочери было подобно зловещему призраку, который следовал за ней по пятам. И ей некуда было идти, разве что обратно в Модесто, где она жила до тех пор, пока ее мир не рухнул из-за полуночного звонка из полиции Лос-Анджелеса.

Тем временем Босх отдалился от своей дочери, с которой не посоветовался, прежде чем пригласить Элизабет. Она училась в колледже и приезжала домой все реже и реже, а появление в доме Элизабет Клейтон привело к тому, что все ее визиты прекратились. Теперь Босх видел Мэдди только тогда, когда отваживался съездить в округ Ориндж, чтобы быстро позавтракать с ней или поздно поужинать. Во время последнего визита она объявила, что планирует провести лето в доме, который она арендовала вместе с тремя другими студентами недалеко от кампуса. Босх воспринял эту новость как прямую реакцию на появление Элизабет в его