В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари

— Ну конечно, никакой Богини никогда не было. Либо Ипполит — безумец, одержимый видениями, либо он ведет нечистую игру, чтобы сыграть с нами злую шутку… — задыхаясь, выпалил Вибий, в отчаянии ища козла отпущения.

— Ты ошибаешься, Вибий. Богиня действительно существует, — возразил ему патриций.

— Да, и она жаждет мести, — раздался голос у них за спиной.

Нигелло, облаченный в золотое ожерелье и регалии своего высокого сана, надвигался на них, сжимая в руке священную кобру, которая угрожающе шипела.

— Я слышал твое признание, Вибий!

— Нигелло, ты же не поверишь… — попятился тот, сглотнув.

— Я давно знал о ваших махинациях и должен был защитить Исиду, избавив ее от недостойного жреца, что торговал ее благодатью. Священная вода из бассейна омыла его преступление, очистив храм от вашего распутства. Следующим будешь ты! Если ты позволишь сенатору себя арестовать, то еще как-нибудь выкрутишься, но Богиня поразит тебя насмерть! — изрек Нигелло, сделав движение, будто собирается метнуть змею в оцепеневшего от ужаса человека.

Боги, однако, не всегда готовы исполнять просьбы смертных, да и змеи тоже. Кобра, оскорбленная таким непочтительным обращением, потеряла терпение и, шипя, метнулась к руке, державшей ее в плену. Крик — и Нигелло пошатнулся, разжав хватку.

Кобра снова зашипела, словно объясняя свои личные причины, а затем скользнула в свою корзину и свернулась там клубком. Аврелий, покрытый ледяным потом, одним прыжком подскочил к ней и поспешил захлопнуть крышку.

— Я умираю, я больше не чувствую ни рук, ни ног, — пробормотал Нигелло, оседая на землю. Его уже почти холодная рука нашарила под белой туникой папирус Аврелия. — Я получил послание, знак смерти… Я думал, это для Вибия, но Богиня решила иначе. Теперь Исида ждет меня, чтобы даровать вечное счастье…

— Боги, неужели ничего нельзя сделать? — спросил Вибий, пока сенатор подкладывал под голову умирающего свернутый плащ.

— Исида, Исида, я слышу тебя… — прошептал жрец в агонии, в глубочайшей тишине внимая зову загробного мира. — Я иду к тебе…

— Боги, он и впрямь верил, — изумился Вибий, глядя, как Нигелло испускает последний вздох с улыбкой на устах. — А ты, Аврелий, ты знал, что я не виновен!

— Я всегда подозревал, что ты вор, а не убийца. Чтобы убивать, нужно мужество, Вибий, или же железная уверенность в своей правоте. У тебя не было ни того, ни другого. Именно священная вода и навела меня на подозрения в виновности Нигелло. В этом преступлении было много черт, заставлявших думать скорее о ритуальной казни, чем о простом убийстве. Нигелло ведь намеревался именно казнить свою жертву, — сказал патриций, поправляя безжизненное тело жреца. — Поэтому я и подстроил все так, чтобы говорить с тобой, зная, что он подслушивает. Дамас прислал его сюда под предлогом, чтобы он мог услышать, как ты хулишь его Богиню. Я надеялся, что негодование заставит его выдать себя, что и произошло.

— И тот папирус… это ты ему его подсунул, не так ли? У тебя не было доказательств, и ты хотел поймать его с поличным, зная, что он попытается меня убить!

— Я был рядом, чтобы тебя защитить, не так ли? Да и в любом случае, потеря была бы невелика, — пренебрежительно бросил сенатор.

— Вот же сукин сын! — с желчью выпалил Вибий.

Патриций и бровью не повел. Обижаться было бесполезно, к тому же его мать, в конце концов, не была образцом целомудрия.

— Но этот фанатик был еще хуже тебя. Ты только подумай! Дела шли как по маслу, культ Исиды с каждым днем привлекал все новых последователей, мы становились богаты… зачем он все испортил? — покачал головой Вибий, не в силах ничего понять.

— Не сочувствуй ему. Он умер счастливым, убежденный, что возродится в ином мире. А вот тебе придется готовиться к долгому судебному процессу, который…

— Потише, потише, сенатор. Мы всегда можем договориться, — с прагматичной своевременностью прервал его тот.

— Я предлагаю тебе выход, — сухо отрезал Аврелий. — Все твои корабли — в дар храму, а Ипполит — верховный жрец. Он, может, и наивен, но он честный человек и использует плоды твоих злодеяний на благо тех, кто в этом нуждается.

— Все мои корабли? Да ты с ума сошел! — в отчаянии воскликнул Вибий.

— Я оставлю тебе рыбацкую лодку, сможешь прожить и так. Либо соглашайся, либо следующее твое путешествие пройдет в трюме, прикованным к веслу.

— Рыбацкую лодку… а я ведь даже сеть закинуть не умею! — простонал мошенник, решившись принять предложение.

Помпония порхала по залу, облаченная в серебристую паллу, сшитую специально для праздника.

— О, Аврелий, какой же я была дурой! Мне следовало сразу понять, что вся эта история с Исидой — сплошное мошенничество. Слишком много денег, слишком много роскоши, не так проявляется истинная вера… Но теперь я нашла секту куда серьезнее, они поклоняются одному галилейскому плотнику, умершему несколько лет назад. Говорят, это простые и порядочные люди…

— Ради всего святого, Помпония, неужели ты хочешь снова впутаться в дебри какой-то темной восточной религии! — остановил ее Сервилий, хоть раз воспользовавшись своим супружеским авторитетом. — Довольствуйся нашими добрыми римскими богами, которые смирно сидят себе на Олимпе и никого не трогают, а просят лишь изредка какой-нибудь жертвы. Об этих же диковинных культах скоро никто и не вспомнит!

Матрона вздохнула и, чтобы утешиться, снова с головой окунулась в свои хозяйские обязанности. В этот момент как раз входил Ипполит, с головы до ног в белом, вместе с Эглой, Арсиноей, Дамасом и Фабианой.

— Позвольте представить вам нового верховного жреца! — воскликнул хранитель.

— Лучшего выбора вы и сделать не могли, — прокомментировал Аврелий.

Ипполит скромно возразил:

— Не они меня избрали. По невероятной удаче мне довелось встретить верховного посвященного александрийского храма, который был проездом в Путеолах и лично меня рукоположил.

— Верховный посвященный из Александрии, говоришь? Возможно, мой секретарь его знает… — заметил сенатор, надеясь, что речь не идет об одном из жрецов, облапошенных Кастором в славные дни его бурной юности. Он инстинктивно поискал глазами секретаря, который в этот момент должен был стоять рядом с ним и приветствовать гостей.

Но Кастора нигде не было видно. «Странно», — подумал патриций. Аромат пряного вина, поднимавшийся от полных горячим вином кратеров, обычно