Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Вдруг до меня донесся аромат роз, и я замерла.

Но это же невозможно — все кусты уже засохли.

Сэйди, раздув ноздри, резко качнула головой. Ветер принес слабый зов:

Помоги мне...

— Кто здесь? — Я развернулась всем телом, насколько сумела, но не разглядела ни одной узнаваемой фигуры.

Сэйди всхрапнула и ударила копытом о землю.

Помоги мне...

И тут Сэйди с места сорвалась в галоп. Я с криком вцепилась в поводья.

Мы скакали так быстро, что у меня заслезились глаза. Лошадь несла меня прямо в центр тумана, и мы обе окунулись в его клочья. Я изо всех сил натянула поводья и закричала ей в ухо, но Сэйди мчалась неудержимо. Я даже не видела, куда она направляется. Я сгруппировалась, ожидая, что мы в любой миг врежемся в чащу деревьев.

Ветер растрепал мои локоны, туман рассеялся, и передо мной открылась невозможная картина. Время словно совершенно замерло. Она стояла у обрыва, будто поджидала нас. Длинные белокурые волосы развевались у ангельского лица, руки она умоляюще тянула ко мне. Рот открыт в немом крике. Я не могла произнести ни слова — сама смерть вцепилась мне в грудь и тащила вперед.

Тут сбоку на Сэйди что-то налетело, и я разжала хватку. Рядом скакал мистер Пембертон. Он мгновенно перехватил поводья и заставил лошадь остановиться на краю обрыва. Кобыла запрокинула голову и закричала, встав на дыбы. Из-под копыт ее брызнули камешки, посыпались вниз на острые скалы и исчезли в неистовых волнах.

Мистер Пембертон обхватил меня за талию и втащил на лошадь перед собой. Я бросилась ему на грудь, вцепившись в отвороты пальто, а Сэйди продолжала фыркать и брыкаться в приступе ярости. На это было невыносимо смотреть. Я уткнулась в плечо своего спасителя, черный ореол затуманил края зрения, и я позволила ему меня поглотить.

Глава 50

Меня пронесли по парадной лестнице и уложили в постель, сама я между тем пребывала в состоянии глубокого потрясения. Вероятно, у того, кто меня нес, имелись ключи от моей комнаты. Все будто онемело, и однако я сознавала, что меня трясет. Тот эпизод снова и снова проигрывался в голове. Крик лошади. Зовущий голос.

Она.

Как возможно, что все, чему учила maman, было неправдой? Пусть я лежала под теплым одеялом, по рукам у меня бегали мурашки.

Послали за доктором Барнаби. Какая ирония судьбы: выходка Сэйди обеспечила нам встречу наедине.

Быстро осмотрев меня и задав несколько вопросов, он дал мне выпить микстуру для успокоения нервов. Та немедленно подействовала, и я сумела привести мысли в порядок. После доктор уселся в кресло у моей кровати. Рядом на маленьком столике дожидался поднос с ломтиками хлеба на тарелке и джемом, но мне не хотелось есть. Дождевая вода потоками бежала по стеклу.

— Вы здорово перепугали Пембертона, — сказал доктор Барнаби. — Он ни за что не простит себе, что позволил вам прокатиться на Сэйди. Оказывается, старушка еще может дать жару.

— Никто не виноват, — сказала я, поскольку была не в силах с ним объясняться. — Лошадь что-то напугало. Я не смогла ее удержать. — Об оставшейся части истории я умолчала. Нет ничего странного в том, что медиум видит призраков, за исключением тех случаев, когда они настоящие.

— Да, но, если бы его не было рядом, вы обе могли рухнуть со скалы.

Верно. Я никогда не забуду крик, который издала Сэйди, оказавшись у обрыва, — словно кобыла в последнюю секунду поняла, что сейчас случится. Это было в тысячу раз страшнее, чем принимать роды у лошади.

— Вам повезло, прилив был высокий, — заметил доктор Барнаби. — Очутись вы в воде, у вас был бы шанс. — Он покачал головой. — Но порой одного везения мало.

Он осекся. Раньше я бы предположила, что это от сопереживания мне, но теперь понимала: доктор вспоминает свою тайную возлюбленную. Микстура начала туманить мой разум. Мне нужно было воспользоваться преимуществами нашего приватного разговора, пока я не уснула.

— Да, — отозвалась я едва слышно, рассчитывая, что из-за моей слабости он не расслышит угрозу в том, что я скажу далее. — Надеюсь, Сэйди поправится. Джозеф говорит, она была любимицей Одры.

Доктор лишь кивнул, но ничего не ответил. Я попыталась снова.

— Наверняка время тогда выдалось ужасное. Вы были рядом с мистером Пембертоном в тот день, когда выяснилось, что она пропала? Утром в день свадьбы?

— Я был его шафером и потому провел с ним ночь в коттедже на окраине Сомерсет-Парка.

Его ответ доказал одно: что он искусный лжец. Я попробовала надавить еще раз.

— Вы провели с ним всю ночь? И никуда не отлучались?

Доктор склонился ко мне, во взгляде его мелькнуло подозрение.

— Несмотря на свою холодность, Пембертон бывает довольно беспокойным. Только представьте, каково ему пришлось, когда он внезапно оказался хозяином столь обширного поместья. Его мир должен был вот-вот перемениться навсегда.

Я откинулась на подушку, обдумывая сказанное. Доктор Барнаби налил себе чашку чая, под глазами у него залегла темнота.

— Из-за микстуры вас клонит в сон. Просто поспите, мисс Тиммонс. Отдых — лучшее лекарство.

— Возможно, вам и самому не помешает ваша микстура, — сказала я, борясь с усталостью. — Вы ведь день напролет трудились в деревне, а потом снова вернулись в Сомерсет. Вы, должно быть, устали, хлопоча вокруг миссис Донован, а теперь еще и я.

Доктор Барнаби не обратил на это никакого внимания. Вероятно, надеялся, что я скоро усну. Так или иначе, мне опостылело его притворство. Пусть я ничего не смыслю в страсти и романтике, но горемыки, вздыхающие по усопшим возлюбленным, — мой конек.

— В этом доме множество призраков, доктор Барнаби, и они со мной разговаривают.

Чашка с чаем замерла на полпути. Он посмотрел мне в глаза, но лицо мое было бесстрастно.

— Простите?

Я встречалась со многими маловерами, но этот ко мне прислушивался.

— Призраки являются только тогда, когда хотят что-то сообщить, — начала я. — Единственный способ изгнать их из дома — выяснить, чего они на самом деле желают.

Адамово яблоко у него на шее дернулось вверх и вниз. В руке он так и держал позабытую чашку чая.

— Одра говорила мне о вас, — закончила я.

Повисло молчание. Я считала удары своего сердца. Затем он подался вперед и осторожно поставил чашку обратно на блюдце.

— О чем это вы? — прошептал доктор Барнаби.

— Она поведала мне о вашей любви. Что вы намеревались вместе сбежать в ночь перед свадьбой.

Он застыл точно камень, не шелохнувшись. Затем перевел взгляд на черный медицинский саквояж.

— Мертвые выходят со мной на связь, — повторила я, желая его встряхнуть. — Им ни к чему лгать. — Я старалась говорить как можно убедительнее, но мышцы уже отяжелели. Сколько микстуры он дал мне выпить?

Доктор Барнаби заговорил тихо, сдержанно.

— Значит, вы единственная, кто об этом знает? Вернее, единственный живой человек?

У меня перехватило горло.

— В ту ночь она покинула свою комнату, чтобы встретиться с вами, — продолжила я. — Но вас не нашла. Почему? Что же случилось?

Он стиснул зубы, на шее проступили жилы.

Я почуяла угрозу, но мне было все равно.

— Или же она вас повстречала... — протянула я. Перед глазами мелькнуло видение: доктор Барнаби с простертыми руками, из-за него доносятся крики Одры, и она падает с обрыва на скалы внизу. Он, искусный лжец, может, и не любил ее никогда вовсе. — Как вы могли, зная, что она носит ваше дитя?

И тут наконец личина с него сползла. Он содрогнулся всем телом, зажмурился и прижал кулак к губам. Тишину нарушила череда лихорадочных вздохов. Я смотрела, как его грудь трясется при каждом всхлипе.

Муки были неподдельны.

Он несколько раз вздохнул, чтобы успокоиться, и промокнул уголки глаз носовым платком.

— Прошу прощения, — хрипло сказал он. — Вы — первая, при ком я смог поплакать по Одре и нашему младенцу. — Карие глаза умоляюще воззрились на меня. — Вы не представляете, каково это — стоять рядом с ее скорбящей семьей и женихом и самому при этом не подавать вида, хотя ваша боль невыносима. В иные дни обрыв так манил к себе, что трудно было не обращать внимания на его зов. Всего лишь шаг — и больше никогда не придется испытывать эту страшную муку.