Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Он кивнул: как выяснилось, миссис Донован и была той самой служанкой, что помогла ему появиться на свет. И дабы уберечь младенца от дедушкиного гнева, она отнесла его в церковь по соседству. Когда миссис Донован вернулась, его матери уже не было. Больше о ней никто никогда не слышал.

Потом Уильям спросил, когда я сообщу мистеру Пембертону, что свадьба не состоится. И погладил тыльной стороной кисти мою щеку. Яснее и не скажешь, Дружочек.

Я ответила, что никогда с ним не буду.

Он начал плакать. Склонил голову ко мне на колени и принялся умолять меня попытаться его понять. Он, мол, знает, что это неправильно, но не может противиться порывам сердца, которое обожало меня все эти годы. Это невозможно — так он сказал. Он всегда будет любить меня больше всего на свете. Это была сущая пытка — сдерживаться, а после смотреть, как мистер Пембертон является в Сомерсет и забирает все, что по праву принадлежит Уильяму... включая меня.

Во мне тут же вспыхнула ярость такой силы, какой я в себе и не подозревала. Расцарапав ему лицо, я вырвалась из его объятий, но он схватил меня за подол халата, я упала и сильно ударилась об пол. У меня тут же спазмом свело живот. Я закричала.

Уильям присел рядом со мной, но я вновь его оттолкнула. Я кричала, что ненавижу его и мечтаю, чтобы он никогда не появлялся в Сомерсете.

В тот миг он был так похож на юношу, с которым я познакомилась, когда он впервые здесь появился, — исхудавшего, сомневающегося, тут ли его место. Он коснулся красных отметин, что я оставила у него на лице, и сказал, мол, я пожалею, если выйду за мистера Пембертона. И пообещал мне две вещи: первое — сразу после моей свадьбы он покинет Сомерсет и больше не вернется, и второе, что последним словом, которое произнесут его уста перед смертью, будет мое имя. Затем он удалился, тихо притворив за собой дверь.

Я уселась на пол, чтобы дождаться, пока успокоится в животе. И тут я увидела тень, что двигалась под дверью. Я распахнула ее, намереваясь закричать, но это оказалась миссис Донован. Заметив мое душевное смятение, она пообещала всю ночь оставаться за моей дверью, дабы уберечь меня от нового вторжения. Но я не поверила ее словам. Она все знала об Уильяме! Она, должно быть, сама и вручила ему ключ от моей комнаты.

Пожелтевший лист бумаги лежал позабытым у меня на ковре. Я подняла его и прочла снова. Все казалось подлинным. Да, я покину Сомерсет, и все же он навсегда останется моим домом. Пускай лучше за ним присматривает бесчувственный мистер Пембертон, а не Уильям.

Я разорвала документ на мелкие клочья, затем поднесла каждый к пламени свечи и принялась смотреть, как они сгорают дотла. Я вовсе не испытываю раскаяния за отнятое у Уильяма. Это будет моим последним знаком любви к Сомерсет-Парку.

Глава 49

Я мрачно уставилась на последнюю фразу в дневнике.

Произошедшее с Одрой по-прежнему оставалось загадкой. Ясно вот что: она обожала доктора Барнаби, они задумали вместе сбежать. Меня потрясло, что Уильям говорил о своем наследстве правду.

В голове моей бурлили смутные предположения. Возможно, прежде Одра была влюблена в Уильяма, но обстоятельства изменились, когда она познакомилась с доктором Барнаби. Уильям же все еще любил Одру, несмотря на их кровное родство. Он говорил о ней, будто одержимый. И раз уж он сам не мог жениться на Одре, возможно, устроил так, чтобы та не досталась никому?

Затем я попыталась примирить у себя в голове образ учтивого доктора с образом господина, который завел интрижку с невестой лучшего друга. Мне не удалось представить Барнаби пылающим от страсти. Как он сумел убедить ее покинуть Сомерсет? Я со свежими представлениями перебрала в памяти все наши встречи. Мужчины обладали непостижимым талантом влиять на женщин с помощью романтических чувств. Хотя в любви я не очень-то разбиралась.

На ум пришел образ мистера Пембертона, и снова меня захлестнуло смятение. Одра считала жениха совершенно равнодушным, что затмевало его привлекательную наружность. А еще, подобно Флоре, она ему не доверяла.

Одра не любила мистера Пембертона, однако же приняла его предложение во имя спасения Сомерсета. Теперь я знала, что и он считал их брак разумным соглашением, но я разглядела иное под завесой его холодных манер и могла бы подтвердить, что в нем есть и скрытая глубина, и страстное сердце.

Что же будет, если мистер Пембертон узнает о докторе Барнаби? Двойное предательство лучшего друга и невесты могут побудить мужчину к безрассудным поступкам, а я на собственном опыте убедилась, как он жаждет справедливости.

От отчаяния я застонала. Мистер Пембертон по-прежнему был решительно настроен провести сеанс, чтобы изобличить убийцу. Он сам говорил, что Одра заслуживает большего, чем та история, которой все объясняют ее гибель.

Я выбросила его из головы, он мешал мне мыслить ясно.

Итак, нужно было понять, что произошло той ночью, после того как Одра в последний раз оставила запись в дневнике и спрятала его. Теперь она казалась настоящей, как никогда. У меня даже ухо еще горело, словно она прижала к нему губы и сама прочла все свои записи. Ее тоска по матери, желание обрести друга разожгли в глубине моей души искру, мне уже не было так одиноко.

Я снова пролистала несколько первых страниц. Кто же этот «Дружочек» с печальным взглядом? Что за секрет у них был, который помог Одре бежать?

Кто-то в этом доме знал больше других.

Я перебрала всех, живущих в имении, даже предупредительного конюха Джозефа, но никто не подошел. Это должен быть тот, кому были известны все тайны Сомерсет-Парка, тот, кому Одра совершенно доверяла. У меня зародилась одна идея, но тут снаружи послышался раскат грома.

Я посмотрела в окно на сбивающиеся в тучи облака, и мысль ускользнула.

Одра писала о голосе, зовущем на помощь, — в точности как тот, что слышала я. Но я верила в родовые проклятия не больше, чем в призраков. Человек, который преследовал Одру, теперь принялся строить козни мне. Вероятнее всего, чтобы довести до погибели или, по меньшей мере, вынуждая покинуть Сомерсет. Знает ли он о плане мистера Пембертона заставить убийцу признаться? Или виновник полагает, что дух Одры намереваются вызвать для возмездия? «Иные мужчины, сдается мне, напрямую связаны с самим дьяволом», — писала Одра. Я была с ней согласна.

Никаким призракам не сравниться в жестокости с живыми мужчинами. Снова загрохотал гром, на этот раз ближе. Я покинула комнату Одры, убедившись, что никто не видит, как я пробираюсь по коридору. Дневник я сунула под мышку — он был слишком важен, чтоб вот так просто оставить томик в спальне. Я ведь не краду его, как диадему, рассудила я, и все же он бесценен. И я точно знала, кому прежде всего должна о нем рассказать.

Я сбежала вниз по лестнице, перепрыгнув две последние ступеньки. Из-за угла вывернул Бромуэлл с пачкой писем. Дворецкий удивленно приподнял кустистые брови.

— Прошу прощения, мисс Тиммонс, — сказал он. — Вам требуется помощь?

Я кивнула.

— Мистер Пембертон у себя в кабинете? Мне нужно с ним переговорить.

Бромуэлл выпрямился.

— Его светлость на конюшне.

— Как вы полагаете, когда он вернется?

Он нахмурился.

— Кажется, они ушли около часа назад. К обеду приехал доктор Барнаби и решил прогуляться с милордом, чтобы взглянуть на нового жеребенка.

Поспешный восторг сменился тревожным волнением. Доктор Барнаби — обманщик и лжец. И он ушел с мистером Пембертоном, который совершенно не догадывается о коварстве своего лучшего друга. Нужно немедленно спешить туда!

Я вернулась в комнату, спрятала дневник, а потом схватила пальто и капор. В добавок к тому, что мне хотелось уберечь его от доктора Барнаби, я не желала рисковать: томик мог намокнуть, а чернила — размазаться. Затем я как можно быстрее пошла по лесной тропинке по направлению к конюшне. Меня окутала мелкая туманная морось, что подкралась со стороны моря.