Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Я ворвалась в конюшню с колотящимся в такт топоту ботинок сердцем. Эсмеральда была в большом загоне вместе со своей матерью, и вид у них был замечательный. Мистер Пембертон, в костюме для верховой езды и высоких сапогах, стоял спиной ко мне и вел беседу с конюхом. Светлые волосы растрепал ветер, а их медовый оттенок золотом сиял на фоне серого дня. Держался он совершенно не скованно, не в пример обычной чопорности. Хозяин Сомерсета рассмеялся, и я удивилась тому, насколько вольготно он чувствует себя среди лошадей.

Я покрутила головой, но доктора Барнаби не заметила.

— Какой приятный сюрприз, — сказал мистер Пембертон, увидев, что я приближаюсь, и беспечно улыбнулся. — Я намеревался заглянуть к вам перед выходом, но не хотелось вас тревожить. — Он говорил искренне, а беззаботное очарование шло ему больше, чем графская суровость, которой он одарил меня в тот вечер, когда мы познакомились. — Хорошо, что вы пришли по собственному почину, — добавил он едва ли не смущенно.

При взгляде на хозяина Сомерсета — в одежде для верховой езды, бодрого и полного сил — вряд ли кто-то мог бы догадаться, что он всю ночь помогал кобыле ожеребиться. От него веяло заразительной энергией — чего я прежде не замечала.

— Бромуэлл сказал, что сюда направился доктор Барнаби, — начала я.

— Да?

Повисло молчание, и я заподозрила, будто он хочет, чтобы я поведала ему, по какой причине разыскиваю доктора, но я ничего не сказала.

— Он только что ушел, — наконец отозвался мистер Пембертон. — У него длинный перечень пациентов, которых следует навестить. Кроме того, он опасался попасть под дождь.

Эсмеральда толкнула носом его руку. Он опустился на колено и погладил жеребенка.

— Как она? — спросила я, подходя ближе.

— Эсмеральда само совершенство, — ответил мистер Пембертон. Его любовь к ней было сложно не заметить. — Идите сюда. Погладьте и вы, если хотите.

Я услышала, как он произносит вслух имя моей любимой героини — имя, что я сама использовала в качестве вымышленного, — и во мне зародился легкий трепет. Я сняла перчатку, неуверенно поднесла к малышке руку, и жеребенок потянулся к ней. Шерстка у нее была теплая и бархатисто-мягкая.

Я хотела сберечь этот миг без единого напоминания об Одре. Чтобы история Эсмеральды была только нашей историей. И я помолчала еще немного, позволив себе окунуться в уединенный мир, который мы создали, поскольку знала: очарование разрушится, как только я объясню причину своего прихода сюда.

— Все готово, милорд, — сказал Джозеф, подавая хозяину пальто.

Тот подошел и сунул руки в рукава. Великолепный конь гнедой масти был уже оседлан и ждал наездника чуть в стороне.

— Могу я предложить вам подвезти вас в поместье? — спросил хозяин Сомерсета. — Джозеф мог бы вас подсадить. Сомневаюсь, что в Лондоне у вас был большой опыт верховой езды. — Говорил он серьезно, но в уголках рта играла улыбка, и я подумала, знает ли он, насколько она обезоруживает? Полагаю, он с самого моего приезда сюда так не улыбался.

Дневник Одры мог уничтожить его права на Сомерсет. Мистер Пембертон кажется слишком достойным человеком, который вряд ли просто отмахнется от этих записей. Уильям — законный наследник, и все по праву будет принадлежать ему: и конюшни, и даже Эсмеральда. Лишь только я открою мистеру Пембертону тайну, все изменится.

Так что я попыталась немного растянуть эти последние минуты.

— На самом деле, — сказала я, — я хотела поинтересоваться, не согласитесь ли вы дать мне урок верховой езды?

Удивление у него на лице сменилось очередной улыбкой. Он посмотрел на Джозефа и сказал:

— Лучше оседлать Сэйди.

Джозеф ушел в другое стойло, а мы с мистером Пембертоном, который вел своего коня в поводу, вышли на улицу.

— Когда мы вернемся в дом, мне нужно будет переговорить с вами наедине.

Он с удивлением приподнял бровь.

— Разве здесь недостаточно уединенно?

Не успела я ответить, как Джозеф вывел хрупкую с виду белую кобылку.

— Вот, мисс, — сказал конюх.

Я сглотнула сухой комок в горле, взирая на лошадь с любопытством и ужасом.

— Она не из быстроногих, — заметил Джозеф, — зато старушка Сэйди всегда слушается всадника.

Он присел, сцепив руки в замок, чтоб я могла воспользоваться ими как подножкой.

Я сильно оттолкнулась и отнюдь не изящно приземлилась в седло, отведя ноги в сторону. Немного поерзала и мне удалось выпрямиться, но я все равно чувствовала себя стесненно. Земля оказалась намного дальше, чем я ожидала. Я решила, что верховая езда мне вовсе не по душе.

— Да вы прирожденная наездница, — сказал мистер Пембертон.

Я кашлянула и поправила капор. Сэйди фыркнула, напугав меня.

— Стой! — Я крепко вцепилась ей в гриву.

Джозеф неуверенно посмотрел на меня, а потом все же передал поводья.

— Не тревожьтесь, — сказал он. — Сэйди лучше всех знает местность. Она была любимицей леди Одры.

Мистер Пембертон взлетел в седло с легкостью, от которой меня с головы до пят пронзила дрожь. Он подъехал к моей лошадке.

— Вы точно желаете прокатиться, мисс Тиммонс? — поинтересовался он с дразнящей ухмылкой.

— Ну конечно, — фыркнула я. Может, я казалась ему глупой, но я так хотела в последний раз увидеть его счастливым и запомнить таким. Сохранить этот миг, чтобы воскрешать в памяти, когда станет совсем одиноко.

— Очень хорошо, — кивнул мистер Пембертон. — Все, что вам нужно сделать, — крепче держать поводья.

И конечно, паинька-кобылка сразу направилась в лес. Я замерла, будто одеревенела, изо всех сил держась за поводья, но потом прислушалась к размеренному топоту копыт и начала успокаиваться.

Ветер дул в лицо, неся с собою привкус соли. Край капора сполз мне на глаза.

Мистер Пембертон придержал коня и потрусил рядом.

— И каково вам ехать верхом на Сэйди?

— Я бы остереглась называть это словами «ехать верхом». Но раз уж я еще не свалилась, буду считать прогулку успешной. — Одной рукой я пыталась поправить капор, а другой продолжала сжимать поводья.

Он запрокинул голову и рассмеялся — не надо мной, а потому что оценил мою попытку пошутить. Мне захотелось вновь заставить его смеяться.

— Вы смущаете меня, — призналась я. — Я не могу уложить в голове ваше веселье и того господина, которого повстречала в первую ночь в кухне. Я и в самом деле приняла вас тогда за конюха, мрачного и покрытого грязью, а сегодня вы улыбаетесь и смеетесь.

И словно чтобы доказать мне, что я ошибаюсь, его улыбка исчезла. Голубые глаза зажглись пламенем, согревавшим будто очаг. Это было желание — намного более откровенное, чем любая непристойная усмешка.

— Вы выбили меня из колеи, — отозвался он. — Когда мне сообщили, что мистер Локхарт привез медиума, я вообразил какую-то мрачную старуху. Я не ожидал, что она окажется столь красива.

В груди загорелся жар такой силы, что у меня закружилась голова. Я безмолвно уставилась на него.

Он щелкнул языком и сорвался с места, умчавшись вперед. Всадник и его конь являли собой образцы мужества, не то что моя милая лошадка. Я порадовалась ее медленной поступи, которая позволяла перевести дух.

Пелена тумана уже надвигалась на лужайку, и мистер Пембертон скрылся в дымке, вероятно, желая продемонстрировать, какой он прекрасный наездник. И признаю: я нарочно за ним наблюдала. Но вдруг Сэйди остановилась. Я поежилась и цокнула языком, но лошадка не обратила на меня внимания. Я повернулась в седле — посмотреть, нет ли где Джозефа, который мог бы прийти на выручку, но оказалось, что мы уехали от конюшен дальше, чем я рассчитывала, — пик кровли едва виднелся вдалеке.

Я снова подалась вперед, в надежде, что мистер Пембертон вернется. Туман вихрился вокруг меня, становился все тяжелее, медленно окутывая пейзаж и превращая мир в белую пелену тишины. Сэйди стояла совершенно неподвижно, лишь время от времени прядая ушами. К чему она прислушивалась? Я прищурилась и вгляделась в туман, но не смогла ничего увидеть.