Фатальное прикосновение - Виктория Викторовна Балашова

— Хм, — Бобрыкин хмыкнул. — А если этот самый мотив совпадает? Я имею в виду, что ссудить денег мог и не горец. Давайте признаем: жестокостью отличается не только горный, грузинский народ.

Дело начало выглядеть совершенно иначе. Рука следователя сама потянулась к коньяку, тем более, что в комнате стало прохладнее. Сделав глоток, он прошел к камину и подбросил поленьев. Огонь вспыхнул с новой силой. «Как любопытно. Часто былые обиды подхлестываются новыми, — пришла ему в голову мысль. — И если старая обида тлела, как угольки, почти угаснув, то новая придала силы, и загорелось пламя». К чему его приведет данное умозаключение, Курекин пока не знал, но мысль понравилась.

— А вы правы, Севастьян Андреевич, — признал следователь, усевшись обратно на банкетку. — Денежный мотив многое бы объяснил. Итак, некто одолжил князю огромную сумму денег, ожидая прибыли. В отличие от вас, у него не банк. Лишних сумм не водится, и ситуация складывается критическая. Князь долг отдавать отказывается, дарит вина и клянется, что дело выгорит. Даже обещает отдать с гораздо более высоким процентом, чем брал. Но ничего не получается, а время идет. Некто начинает угрожать князю, однако тот не боится. Например, в отличие от банка, у нашего «некто» нет бумаг, которые бы доказывали заем. Мол, дал по дружбе. Предположим. И тут некто решается на крайний шаг. Травит княгиню. Когда князь вернется в Москву в связи со смертью супруги, некто скажет: «Вот видите, а будет хуже! Лучше верните деньги!»

Курекину так понравилась собственная речь, что захотелось аплодировать. Он лихо накинул полу хламиды на руку и вообразил себя Александром Великим, выступающим перед своими воинами.

— Браво, Пётр Васильевич! — Бобрыкин поддержал боевой дух следователя. Версия, и правда, выглядела великолепно. — Как вы узнаете, кто этот некто?

Всё вернулось на круги своя. Версия хороша, но как вычислить убийцу?

— М-да… — проворчал Курекин. — Буду иметь этот вопрос в виду. Не хватает улик, скажу вам честно. У меня пока только письмо для вас и пуговица.

— Какая пуговица?

— Да валялась в библиотеке на полу. От жилетки. Что вообще ничего не доказывает, но я бы хотел, тем не менее, выяснить, чья она. Как говорится, на безрыбье…

— Скорее всего, Афанасия Никифоровича, — неожиданно сообщил Бобрыкин. — Он мне здесь жаловался, что растолстел, и надо заказывать новые жилетки. А то, смеялся, даже пуговица оторвалась на пузе. Еще сетовал, что она куда-то запропала, когда он был в библиотеке. Он не сразу заметил, а потом уж найти не смог. Впрочем, переживал не сильно — не велика потеря.

Курекин чиркнул на листке, чья пуговица, и нахмурился. Он, конечно, предполагал, что это ничего не даст, но надеялся на более интересный ход событий.

— Спасибо, Севастьян Андреевич, что просветили, — поблагодарил он. — Долго вас мучить не стану. Последнее осталось. Про череду убийств членов общества «Хранители истины». Да, Килиани в обществе не состояли. Но могли княгиню убить, не зная об этом, а предполагая её членство? Видите, вас пытались травить. До вас убили пять членов общества. Сегодня покушались на Германа Игнатьевича. Есть предположения?

— Нет. Не могу вас порадовать стройной теорией. Ефим Карлович нам всем сообщил о трагической череде смертей. Просил быть осмотрительнее. Но мне тут нечего сказать. Не вижу ни причин для произошедших преступлений, ни их связи с отравлением княгини. Понятно, что печальное происшествие сегодняшнего вечера может, действительно, быть связано с предыдущими. Но как вычислить преступника, если никто из собравшихся не заинтересован в этих злодеяниях? Если только де Шоссюр.

— Почему он? — насторожился Курекин.

— Не нравится он мне.

Следователю монегаск тоже не нравился, но это не являлось причиной для обвинения в убийстве. Придется поискать более существенные доводы, чем личная антипатия. Он поблагодарил Бобрыкина и отпустил на все четыре стороны. На самом деле, сторона была всего одна. Туда Бобрыкин и отправился — в столовую.

Тут же в гостиную ворвался шум: гости активно что-то обсуждали. Точно ничего относящегося к делу — голоса звучали непечально, скорее даже приподнято. Войдя в столовую, Курекин застал следующую картину: никто не спал, а штабс-капитан, пошатываясь, вещал о врагах родины. Очевидно, герцог де Шоссюр понимал многое из того, что говорил Свешников, а потому сидел по обыкновению в углу, насупившись, сложив руки на груди и закинув ногу на ногу. Хоть пиши с него портрет.

— О, Пётр Васильевич! — заметила следователя Ольга Михайловна. — Проходите, хоть посидите с нами чуть-чуть! А то ж совсем заработались.

— Такова моя планида, — сурово буркнул Курекин, но тем не менее прошел в комнату и взял тарелку, чтобы положить на нее закусок. — Еды-то сколько! Вроде постоянно едим, а она не заканчивается.

— Так вашблагородь, тут много оставили закусок. Велели постоянно подавать, как будут заканчиваться. Я и подаю, — откликнулся Фёдор.

На самом дальнем столе, в небольшой нише с буфетом, действительно, стояли подносы и блюда, накрытые салфетками, бутылки с винами. Отставив на время свою тарелку, Курекин подошел поближе. Его внимание привлекла солонка, которая почему-то укромно пряталась у стены, а не была выставлена на общий стол, как остальные. И ладно бы она выглядела просто и неказисто. Нет, солонка была сделана из муранского стекла с вкраплениями золота в изящный рисунок. Следователь аккуратно взял солонку в руки. Для пущей безопасности брал салфеткой. С одной стороны в центре нарисованного на солонке цветка блестел небольшой бриллиант. Скорее, её можно было назвать предметом искусства, а не частью сервировки. Почему же не поставили на стол для гостей?

Открыв крышечку солонки, Курекин принюхался — нос чётко почувствовал горьковатый запах миндаля. На вид цианид выглядел как белый порошок. От соли особо не отличишь. Более того, солонку сделали из цветного стекла, поэтому разглядеть, что точно в нее насыпали, было сложно. «И все равно странно, — подумал следователь, — если насыпали яд в солонку, то явно рассчитывали на то, что цианидом посыплют еду. Как тогда цианид попал в шампанское княгини?»

— Федя, подойди сюда, будь добр, — позвал он помощника.

Гости на них не обращали особого внимания, хотя Курекин и ловил на себе любопытствующие взгляды. Но до поры до времени он не хотел делиться своей находкой.

— Откуда здесь эта изысканная вещица? — спросил он Фёдора, когда тот подошел ближе. — Странно смотрится на столе для официантов. Почему ты ее не переставил?

Федя на минуту задумался.

— А солонки здесь не было, — медленно проговорил он. — Я бы заметил. Получается она здесь появилась… примерно между… — он посмотрел на часы, стоявшие на комоде, в котором хранились скатерти и салфетки, — часом и