Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

***

Мы встали ещё до рассвета, горя желанием поскорее добраться до дома и приступить к работе. Как обычно, мы завтракали на верхней палубе, наблюдая, как звёзды гаснут, а восточные скалы становятся ярче и меняют спектр отражённых цветов рассвета, от дымно-серого до аметистового и от розового до бледно-серебристо-золотого.

Как обычно, день начался со споров.

Рамзес и Давид (то есть Рамзес) решили, что останутся на борту дахабии в течение всего сезона. Они (я не сомневалась, что Рамзес как следует натаскал Давида) представили серию правдоподобных аргументов. Дом слишком мал для четырёх человек, там нет нужного количества кабинетов. Нет необходимости в дополнительных слугах, поскольку они будут брать еду с собой и убирать свои комнаты, а Хасан и команда большую часть времени проводят на дахабии, и...

И так далее. Всё это было правдой, но не имело ничего общего с настоящими причинами, по которым они выдвинули это предложение.

Как я и ожидала, Эмерсон встал на их сторону. Мужчины всегда стоят друг за друга. Нефрет ещё больше усложнила ситуацию, заявив: если Рамзесу и Давиду разрешат остаться на борту, ей следует предоставить такую же привилегию. Излишне говорить, что я немедленно отвергла эту идею.

– С ума сойти! – выпалила я после того, как Нефрет убежала в свою комнату, чтобы закончить сборы, а мальчики незаметно удалились. – Я начинаю задаваться вопросом, научится ли когда-нибудь эта девица надлежащему поведению цивилизованного человека. Можешь представить себе, какие сплетни начнутся, если я позволю ей остаться здесь с ними без сопровождения? Ночью?

– Они и так часто находятся вместе без присмотра в рабочее время, – мягко ответил Эмерсон. – Я никогда не понимал одержимости похотливых людей часами темноты. Как тебе хорошо известно, Пибоди, действия, которые общество не одобряет, не только вполне возможны средь бела дня, но могут быть ещё интереснее, когда...

– Да, дорогой, я это прекрасно понимаю, – рассмеялась я. – Не нужно демонстрировать.

Эмерсон убрал руку и вернулся в кресло.

– Что касается того, станет ли Нефрет цивилизованной – надеюсь, что этого никогда не произойдёт, если под цивилизованностью ты подразумеваешь поведение чопорной английской девушки. Она – одна из тех, кто живёт одновременно в двух мирах. – Эмерсон был явно доволен этой поэтической метафорой. – Годы её становления прошли в обществе с другими и в некотором смысле гораздо более разумными стандартами поведения. Кроме того, моя дорогая, твоё собственное поведение не совсем обычно. Нефрет обязана подражать тебе, потому что искренне восхищается тобой.

– Хм-мм, – отозвалась я.

Бо́льшую часть предметов мы упаковали накануне. Пришлось немного подождать, прежде чем к нам приблизился маленький караван с ослами, телегами и лошадьми, которых нанял Эмерсон. Мужчины начали тащить к телегам ящики и узлы, а Абдулла поспешил ко мне.

– Как видишь, Ситт, всё готово.

– Хорошо, – кивнула я. – Селим, убедись, что коробка с тряпками для уборки находится наверху.

– Они тебе не понадобятся, Ситт, – заверил меня Абдулла.

Каждый год у нас происходил один и тот же диалог, поэтому я просто улыбнулась и кивнула – и убедилась, что чистящие средства легко доступны. Затем я направилась к Эмерсону, который осматривал лошадей.

– Они вымыты, Ситт Хаким, – ухмыльнулся Селим. – И ослы.

Я снова улыбнулась и кивнула ему. Я хотела, конечно, лично осмотреть животных, в более удобный момент. В Египте совершенно не заботятся об ослах, верблюдах и порой даже о любимых лошадях. Когда я впервые стала мыть и лечить животных, попавших ко мне под опеку, меня считали дико эксцентричной. Ныне меня по-прежнему считали эксцентричной, но слушались.

– Очень неплохие, – одобрительно кивнул Эмерсон. – Особенно эта парочка. Где ты их нашёл, Абдулла?

Указанные им лошади заслуживали более восторженного описания. Одна – гнедая кобыла, другой – серебристо-серый жеребец. Оба – явно чистокровные арабы, поскольку у них были твёрдые, чистые конечности и маленькие стопы хорошей формы, характерные для этой превосходной породы. Однако сами кони были необычайно большими – более пятнадцати ладоней[82], а их сёдла из тонкой кожи, украшенные серебром – не из тех, что арендуют в Луксоре.

У меня возникло одно из моих знаменитых предчувствий. Возможно, его вызвало то, что Абдулла не ответил Эмерсону, а может быть, то, как Рамзес поглаживал шею серого и шептал ему на ухо.

– Рамзес! – крикнула я.

– Да, матушка?

– Чья это лошадь? – уже потише спросила я.

Рамзес подошёл ко мне. Жеребец последовал за ним, переступая изящно, как кошка.

– Его зовут Риша. Он и Асфур, – он указал на кобылу, – подарки нам от шейха Мухаммеда. Естественно, оба в вашем распоряжении, матушка… и отец.

– Он не выдержит мой вес, – тактично сказал Эмерсон. – И великоват для тебя, Пибоди, тебе не кажется? Просто великолепные создания! Надеюсь, ты поблагодарил шейха надлежащим образом.

– Да сэр.– Рамзес не смотрел на него. – Э-э… Нефрет?

– Ты предлагаешь его мне? – Нефрет протянула руку; чудесное создание уткнулось в неё носом, а затем склонило голову, когда она ласково провела пальцами по его челюсти и гриве.

– Он твой, если ты хочешь. – Рамзес произнёс эти слова без колебаний. Но я видела, как он сглотнул.

Улыбка, которой ответила ему Нефрет, могла бы вознаградить многих юношей за столь щедрый дар.

– На самом деле? Спасибо, Рамзес, милый, но ты не можешь избавиться от подобного животного, как от мебели.

Абсолютно серьёзно и с гораздо большей вежливостью, чем Нефрет обычно проявляла по отношению к людям, она представилась Асфур так же, как и Рише.

– Попробуй её, – посоветовал Давид.

– Ты не такой галантный, как Рамзес, – рассмеялась Нефрет. – Разве ты не собираешься предложить её мне?

– О да, конечно, – в замешательстве воскликнул Давид. – Я думал, что ты сказала…

– Не дразни его, Нефрет, – перебила я. – Она просто дразнится, Давид.

Нефрет похлопала его по плечу.

– Помоги мне.

Стремя было слишком высоким, чтобы она могла дотянуться до него. Давид подставил ладони ей под ботинок и поднял её в седло. Животные были настолько замечательны, что их величина не сразу бросалась в глаза; Нефрет смахивала на девочку, сидящую в высоком седле. Она громко рассмеялась и взяла поводья в руки.

– Она хочет бежать! Поторопитесь, или я первой доберусь до дома. Ты не против, а, Давид?

–