Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова

— Ещё чего! — буркнула Уварова, — сама спущусь. Всякого в дом не приглашаю.

— Поторопитесь, Любовь Петровна, — не меняя приветливого тона, попросил Михаил, — буду ждать в скверике у дома на третьей лавочке от входа, идёт?

— Идёт…

Исайчев начал слегка подмерзать, когда увидел неторопливо идущую Уварову. Актриса миновала арку сквера и остановилась, взглядом отсчитывая три скамейки. Обнаружив на искомой лавочке Михаила, Уварова вскинула руку, помахала в знак приветствия. Исайчев отозвался кивком.

— Иду… иду… — крикнула актриса и, ускоряя шаг, приблизилась к лавочке, но прежде чем сесть оценила Михаила взглядом придирчивого приобретателя. — Как приятно, когда тебя ждёт такой импозантный мужчина! О чём имеете намерения беседовать? Исайчев слегка удивился кокетству Любовь Петровны, решил притворные игры не продолжать, спросил сурово:

— Флешки с компроматом на Венгерову и её дочь у вас с собой?

Уварова ничуть не смутилась, вероятно, была готова к подобному вопросу, ответила не сразу, сначала огляделась по сторонам:

— Если оговорённая сумма при вас, я продолжу тему, — скрипуче стыдненько хихикнула Уварова, — если нет, то, увы, и ах! Будем говорить о чём-нибудь другом.

Исайчев откинулся на спинку лавочки и вытянул ноги, давая понять: разговор предстоит долгий. — Денег у меня нет. Но есть нечто другое, для вас более ценное…

Любовь Петровна резко подняла руку:

— Ну, хватит! Выкладывайте, что спрятали за пазухой, иначе…

Исайчев вытащил из кармана плаща зелёную велюровую коробочку:

— Это, например,…

Уварова вперилась в футляр стекленеющим взглядом:

— Ты, сволочь, вор! Отдай немедленно — это моё!

Михаил, не торопясь, положил коробочку в карман, чуть улыбнулся и добродушно по-отечески обронил:

— Ну, ну, не надо нервничать.

Уварова вскочила с места и, надрываясь, закричала:

— Отдай! Это моё! Полици-и-ия!

Исайчев, не суетясь, извлёк из борсетки пачку фотографий с похорон Ельника и, принялся выкладывать их на сиденье скамейки, стараясь соблюдать аккуратный ряд. По мере того как ряд увеличивался лицо актрисы старело, пальцы мелко дрожали. Она тяжело вздохнула, вскинула голову и совсем тихо завыла:

— Вор! Отдай! Моё! — на её виске вздулся тёмный бугорок и бился так, как будто маленький молоточек стучал по коже с обратной стороны. Широкие сухие до блеска зрачки, упавшая на лоб влажная прядь и морщины у губ, невесть откуда заползшие на белое с пергаментным отливом лицо. Подбородок, отваливаясь, открывал чёрную дыру рта, из которого с треском вываливался хрип, переходящий в беспомощное невнятное бормотание:

— Су-к-ки…

— Присаживайтесь, Любовь Петровна, — не обращая внимания на состояние Уваровой, произнёс Михаил. — Не стоит привлекать излишнего интереса к своей персоне.

Уварова, не отрывая взгляда от фотографий, присела на свободное место.

Исайчев невозмутимо продолжал:

— Мне кажется, вы уловили мою мысль. Эти красные кружочки на фотографиях выделяют местоположения креста. Вы же не будете отрицать, что именно его, положила на грудь усопшего, Юля — возлюбленной вашего мужа. На предпоследнем снимке вы прощаетесь с ним. Смотрите, на фотографиях не только дата, но и время. Следующее фото, сделано через минуту после того, как вам помогли подняться с груди умершего, и оно ясно демонстрирует отсутствие креста. Так, кто из нас вор, Любовь Петровна?

— Ничего не докажете! — выплюнула Уварова, — креста у меня нет и не было никогда… он у вас в кармане. Отпечатков на нём моих нет и не было никогда! Пытаетесь подставить меня под уголовку? — Уварова выкинула вперёд правую руку с сжатым до белых костяшек кулаком, а из него резко выпростала указательный палец и принялась шевелить им из стороны в сторону, — не дока-же-те!

Исайчев вдохнул воздух и, выдыхая, заметил с улыбкой:

— Ваши пальцы пахнут порохом, — чуть помедлив, добавил, — правда, отсыревшим. Посмотрите сюда.

Исайчев рукой поводил по дисплею телефона и, развернув экран к Уваровой, спросил:

— Это же вы у камеры хранения вокзала? Да? Нет? Да! Это вы открываете дверцу ячейки? Опять да! Это вы вынимаете футлярчик с крестом? И снова да! А вот вы ласкаете крестик пальчиком. Он вам очень нравится и дорог. Утверждение, что на вещице нет ваших отпечатков опрометчиво? Любовь Петровна, давайте договариваться: вы нам весь архив Ельника. Мы вам крест.

Уварова резко замотала головой:

— Крест не стоит тех денег, которые мне отдаст Венгерова. Подавись ты этим крестом! — она попыталась встать, но не смогла, ноги не несли, ослабли. Исайчев продолжал:

— А свобода? Свобода, Любовь Петровна стоит этих денег? Вы себе три статьи намотали.

Актриса удивлённо — вопросительно взглянула на собеседника, чуть фыркнула и, прикрыв глаза, спросила:

— Чего ты, засланец, чушь мелешь? Какие ещё статьи?

— Ну как же? Как же? Любовь Петровна? — продолжал добродушно улыбаться Исайчев, — Статья 158 УК РФ. «Кража в особо крупном размере» — это раз! Причём гражданин, буквально из-за одного слова «особо», лишается возможности на досрочное освобождение, снятие судимости и прочее. У вас, Любовь Петровна, особо крупный размер. Крест сколько стоит? — Исайчев попытался заглянуть в чуть прикрытые веками глаза Уваровой, — вероятно, меньше трехсот тысяч долларов, но тоже ого-го! Далее, статья 244 УК РФ «Надругательство над телами умерших». Вы ведь стянули крест с груди умершего? Стянули! Здесь светит небольшой срок — двенадцать месяцев исправительных работ и всенародная, всенароднейшая слава. Весь Сартов будет в курсе, что вы, Любовь Петровна, из гробов дорогие вещицы воруете. И последнее… — голос Исайчева окреп и зачерствел, — Статья 110 УК РФ «Доведение до самоубийства»…

— А вот это нет! — хрипнула Уварова осипшим голосом, — а вот это нет! Она сама! Сама! Исайчев замолчал. Уварова поникла головой, опустила плечи, выдохнула: — Чего хочешь? Говори.

Михаил, соглашаясь, кивнул:

— Три флешки с архивом Ельника, ваш телефон с фотографиями.

— Крест отдашь?

— Крест отдам. Но только для того чтобы вы, Любовь Петровна, отнесли его в Свято-Троицкий кафедральный собор и повесили на икону Богородицы. Вы же знаете: собор недалеко от вашего дома. Сами дойдёте или проводить?

Уварова расстегнула верхнюю пуговицу плаща и, порывшись за пазухой, извлекла три небольшого размера флешки, протянула их Исайчеву.

— И телефон. — напомнил Михаил.

— Насовсем? — еле слышно спросила Уварова, — он денег стоит…

Исайчев молча протянул руку, в которую актриса нехотя вложила телефон. Михаил встал со скамейки, вынул из кармана плаща велюровый футляр и положил его рядом с Уваровой. Бросил, не глядя на собеседницу:

— Прощайте! — пошёл по аллее парка на выход.

Любовь Петровна, долго о чём-то думая, смотрела на коробочку, открыла её и также долго вглядывалась в крест. Вдруг ощерилась, зыркнул а по сторонам глазами и быстро, сунув футляр в сумку, вскочила, расправила полы плаща и, торопясь, побежала в направлении дома приговаривая:

— Бывают же идиоты… идиоты… идиоты…

Уже в квартире, включив компьютер, вставила в разъём флешку и, выдала команду «копировать». Вместо заполняющегося зелёным светом прямоугольника, увидела на экране молодого весёлого чертёнка с тряпкой в руке, услышала металлический голос: «Приступаю к уничтожению».