Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

была капающая кровь. Она текла откуда-то из-под колен и капала вверх, а не вниз, как будто гравитационное притяжение планеты внезапно изменилось. За то время, которое потребовалось синапсам в его мозгу, чтобы обработать эту информацию, его пальцы уже нашли пряжку ремня безопасности и нажали кнопку.

Он мгновенно упал, ударившись головой о крышу внедорожника и издав душераздирающий вопль боли.

Машина неуверенно покачивалась на краю обрыва, и Осип, прижавшись лицом к крыше, смотрел прямо через разбитое лобовое стекло на асфальтовую поверхность грузового отсека в трёх футах внизу. По ней что-то двигалось, словно крадущееся зло, и слишком поздно он понял, что это — растекающаяся жидкость, лужа бензина.

Паника подступила к горлу, и он начал отчаянно пинать окно, чуть не сбив внедорожник с ног. Разбитое стекло не поддавалось, и он отчаянно пытался ухватиться за дверную ручку, которая была ему недоступна. Он извивался и вертелся в своём зажатом, загромождённом положении и столкнулся лицом к лицу с холодными, мёртвыми глазами водителя. Его вырвало, и он оттолкнул тело, словно ребёнок, отталкивающий мать. В ноздри ударил тошнотворно-сладкий запах бензина, и он попытался позвать на помощь, но едва сдерживал рвоту.

А затем появился дым, и паника мгновенно достигла новых высот, словно он ускорял и оживлял его конечности. Он отчаянно и слепо молотил по каждому листу ударопрочного стекла, по каждой дверной ручке. Он топал ногами, стучал кулаками, но ничто не двигалось, ничто не открывалось, и с каждой секундой ему становилось всё труднее дышать.

По бетону пробежала тень – возможно, человек – и в отчаянии он сумел издать сдавленный крик о помощи. «Сюда!» – выдохнул он. «Сюда!»

Машина затряслась, словно её кто-то дёргал, а затем каблук ботинка ударил в окно рядом с его головой. Он прикрыл лицо рукой, пока человек продолжал пинать стекло, и тут же раздался выстрел, за ним второй. В стекле появились две дыры, выстрелы прошли под углом, так что пролетели всего в нескольких сантиметрах от головы Осипа. Он отвернулся и тут же понял причину спешки: первые языки пламени медленно приближались к нему, словно пальцы когтистой твари.

Огонь, и он становился все ближе с каждой секундой.

«Помогите!» — выдохнул он. «Помогите мне!»

Прежде чем он почувствовал жар, он почувствовал запах. Запах бензинового дыма, но также и запах плавящегося пластика, горелой плоти и тошнотворный смрад от опаленных волос на головах мужчин сзади. Пламя было в шести футах от него и приближалось с неумолимой скоростью – на дюйм каждые несколько секунд. Он стучал по стеклу так сильно, что костяшки пальцев кровоточили.

Затем раздался свистящий звук, словно воздух стремительно вырывается из замкнутого пространства. Он раздался, затем стих, и машина резко качнулась от ещё одного взрыва. Взрыв был несильным, но близким к взрыву, исходившим от перевёрнутого днища внедорожника, где загорелся топливный бак. Машину сбило с пирса, и она с грохотом упала на землю, вызвав у Осипа содрогание от боли и едва не лишив его сознания.

Однако у него не было времени страдать, потому что теперь пламя было повсюду, распространяясь по поверхности окон и лобового стекла ослепительным блеском цветов, как будто огонь рассматривался через призму.

Осип мало что помнил после этого, кроме смутной мысли, что его варят заживо, как жука в банке. Дым забил лёгкие, и он больше не мог дышать. Позади него огонь начал лизать кожу, обжигая спину, волосы. Боль достигла апогея, и одновременно в глазах потемнело, и мир затих.

Тогда он перестал брыкаться, перестал стучать кулаками по лобовому стеклу, перестал сопротивляться неизбежному. Вместо этого он сдался ему. Возможно, впервые с тех пор, как в детстве его застало врасплох биологическое оружие, Осип Шипенко не боролся, не извивался, не боролся и не отражал натиск мира, который был настолько враждебен ему, самому его существованию, что боролся с ним на уровне клетки, на уровне молекулы.

Образы приходили к нему, проносясь в его сознании, словно обрывки сна.

Мать смотрела на него, её губы были сжаты в ту же форму, что и у женщины на знаменитой картине Мунка. Отец, с решительным лицом, подписывал документы. Врачи, медсестры и учёные проводили эксперименты, гримасничали, глядя на результаты своих трудов. Аня в предсмертных муках проклинала Бога, его и всё остальное.

И вдруг он увидел свет — момент, когда творение коснулось творца — момент возвращения, перехода. Момент смерти.

Но нет, дело было не в этом. Он смотрел не на свет вечного. Он смотрел на небо. Каким-то образом окно было разбито, и его вытаскивали из-под обломков как раз в тот момент, когда пламя охватило его, пожирая тела других людей внутри. Осип не мог поверить своим глазам. Его спасали.

И тот, кто его спасал, не прилагал никаких усилий, чтобы избавить его от боли, грубо выдернув его тело из обломков и протащив по всей длине пирса к открытому бетонному участку, где его бросили, как мешок с мукой. Он лежал на спине, глядя вверх на огромную дыру в стене административного здания. Зрелище не было странным – в этом городе оно, пожалуй, было более обычным, чем целое здание, – но оно рассказывало историю. Это была история его жизни. История насилия, страданий, боли. Мимо пролетела стая ворон, и он сосредоточился на них, пока его взгляд не заслонило лицо. Это было лицо мужчины.

Осип с трудом переводил дыхание, голос в горле был как стекло, но ему удалось заговорить. «Я тебя знаю», — сказал он.

«Вы меня не знаете», — сказал мужчина.

«Человек Рота», — сказал Осип, вспомнив предостережения. «Убийца.

Спектор».

Спектор промолчал. Он посмотрел на кого-то ещё из присутствующих, и Осип приподнялся на локте, чтобы лучше рассмотреть. Он невесело рассмеялся, увидев, кто это был – кадет Елена. «Ты?» – выплюнул он.

«Да, я», — вызывающе сказала она.

«О, теперь ты обрела свой голос», — сказал он, поддразнивая ее.

«Я нашла это», — сказала она, показывая ему пистолет, который держала в руках.

«Ну что ж», — сказал Осип, не желая доставлять ей удовольствия показать свой страх.

«Если это то, что вы собираетесь сделать, то вы можете это сделать».

Она посмотрела на Лэнса, и Осип снова рассмеялся. «Всё», — сказал он. «Сначала получи разрешение».

Её челюсти сжались, и он понял, что больше всего на свете ей хотелось нажать на курок. «Давай», — выплюнул он. «Сделай это».

«Еще нет», — сказал Спектор.

«Ну, давай», — поддразнил Осип. «Ты бы всё равно никогда не справился