Пропасть - Роберт Харрис

– Но в списках вы значитесь как Беатрис. Боюсь, так вас и будут звать.

Санитарка ушла, а Венеция распаковала свои вещи и достала подарок премьер-министра – «Оду западному ветру» Шелли. Очень мило, но совершенно не в тон ее душевному состоянию. Она отложила томик, даже не открыв, и спустилась вниз осмотреть кухню. На плите разогревалась кастрюля с тушеным мясом. За столом сидели, сгорбившись, две санитарки. Не успела Венеция представиться, как проходившая мимо медсестра заметила ее и резким тоном объявила, что на территории больницы она должна постоянно носить униформу. Никто так не говорил с ней с тех пор, когда она была ребенком. Венеция безропотно поднялась к себе и переоделась: бесформенная серо-голубая рубашка и такого же цвета юбка, белый головной убор, похожий на монашеский, белый передник до щиколотки, который туго завязывался на талии, и жесткий белый съемный воротник. Теперь она почувствовала себя совершенно другим человеком: медсестрой Беатрис Стэнли. Почему бы и нет? Тоскливо. Забавно. Она легла на кровать.

К половине девятого общежитие начало оживать: хлопали двери, раздавались шаги по коридору, звучали женские голоса. Венеция снова спустилась в кухню. Теперь там было многолюдно: одни санитарки закончили дневное дежурство, другие готовились к ночному. На Венецию никто не обращал внимания. Подождав немного, она сказала, не обращаясь ни к кому в отдельности:

– Привет! Меня зовут Беатрис Стэнли. Я новенькая.

Все повернули к ней головы.

– Подсаживайся, Беатрис.

Это были обычные девушки из среднего класса, очень дружелюбные. Прошло не так уж много времени, и ее стали называть Би – такого с ней тоже прежде не случалось.

– Откуда ты приехала, Би?

– Из Олдерли в Чешире. Это небольшая деревня, вы о ней, наверное, никогда не слышали.

– Тогда добро пожаловать в наш дурдом.

Кто-то приготовил ей чай. В девять часов открылась дверь, и в кухню вошли еще три санитарки, только что закончившие работу. В одной из них Венеция узнала свою кузину-ровесницу Нелли Хозьер, сестру Клемми, которая в скором времени надеялась обручиться с полковником Шотландской гвардии. Они бросились друг дружке в объятия. Нелли тоже была стажеркой, тоже старалась «внести свой вклад». Она отвела Венецию в сторонку:

– Когда ты начинаешь, Винни?

– Завтра в семь. Лучше зови меня Беатрис, как все здесь.

– Хорошо, давай пойдем на работу вместе. Я покажу тебе, что к чему.

Венеция поставила будильник на пять тридцать, но проснулась намного раньше и лежала в пеньюаре под одеялом, пытаясь сохранить тепло. Потом встала и прошла с кувшином и ночным горшком по холодному коридору в общую ванную. Там уже ожидали своей очереди две женщины. Их натянутые улыбки подсказывали, что для разговоров время слишком раннее. Зайдя в ванную, Венеция обнаружила, что горячей воды там нет. Она набрала в кувшин холодной из-под крана. А когда вышла, в очереди стояли уже четыре женщины. У себя в комнате Венеция умылась, оделась и посмотрела на свое отражение в зеркале. Никакого макияжа. Красные пятна на щеках от холодной воды. Темные круги под глазами от недосыпания. Она уже выглядела пугающе в своем бесполом одеянии, хотя даже не начинала работу.

В половине седьмого она встретилась в кухне с Нелли и постаралась съесть яичницу с беконом, скользившую по тарелке, покрытой пленкой жира. А без десяти семь отправилась за своей кузиной и другими санитарками по крытому переходу в восточное крыло больницы. Во внутреннем дворе за окнами было еще темно. Только редкие огоньки из западного крыла сверкали на холодном снегу.

– Здесь сорок одна палата, – объясняла Нелли. – Стажерки обычно начинают с Чаррингтонской. Это мужская палата. Просто чтобы ты знала.

Она толчком открыла дверь в большую, слабо освещенную комнату, по обеим сторонам которой стояли по семь-восемь коек. В дальнем конце была еще одна дверь, за ней тянулись другие палаты, пока не исчезали в темноте. Некоторые койки ограждали ширмы. Высокий потолок и тишина, нарушаемая кашлем и стонами, напомнили Венеции церковь. Где-то вдалеке раздался жуткий мужской крик.

Нелли подвела Венецию к палатной сестре:

– Это мисс Стэнли, сестра. У нее трехмесячный испытательный срок. Сегодня она работает первый день.

– Еще одна девушка из богатой семьи? – поинтересовалась сестра с шотландским акцентом, и ее тон был совсем не дружелюбным. – Ну хорошо, приступайте. У больного на четвертой койке ночью было кровотечение. Нужно вытереть пол. Возьмите швабру, санитарка Стэнли. – Венеция замешкалась, не зная, где ее взять, и сестра тут же добавила: – Я так понимаю, вы никогда прежде не видели швабру? Это такая палка с мокрой тряпкой на одном конце и горничной на другом.

– Я прекрасно знаю, что такое швабра.

Венеция как сумела вытерла кровь, ее было ужасно много, и отжала в ведро. И когда уже решила, что закончила, медсестра сказала:

– Теперь еще раз, как следует. – А потом велела Венеции вымыть линолеум дезинфицирующим составом.

После этого ей пришлось еще много подметать метлой и совком. Когда в высокие окна пробился серый свет лондонского дня, Венеция обошла палату и собрала все ночные горшки, наполненные за ночь мочой, калом, мокротой и рвотной массой, и вылила все это в туалет. Каждый раз ее подташнивало, как бы ни старалась она отвернуться. Дальше она помогла накрыть завтрак и покормила, словно младенцев, двух стариков, у которых не было сил есть самостоятельно. Сидела возле койки, заталкивала в беззубый рот ложку с яйцом всмятку, соскабливала остатки со щетинистого подбородка и отправляла туда же. Еще один старик расплакался и запричитал, что испачкался, и она принесла миску с водой и обтерла его губкой, а Нелли показала ей, как перевернуть больного: они встали с обеих сторон койки, чтобы разделить его вес на двоих, Венеция толкала, а Нелли тянула, и они перекатили его на бок, подложили подушки, и она сняла с него ночную рубашку.

Работы становилось все больше. В палате не хватало персонала. Отдохнуть не было никакой возможности. Днем Венеция перекусила вместе с пациентами: съела кусок хлеба с джемом и выпила крепкого индийского чая. Она потеряла счет времени, пока вдруг не заметила, что небо за окном опять потемнело, – тогда она задернула на окнах занавески. Под конец дня она не без удивления поняла, что не так уж и брезглива. Когда в палату привезли недавно прибывшего из Франции молодого солдата с тяжелой раной на ноге и сказали ей снять повязку, Венеция обнаружила, что в ране копошатся личинки. Она взяла солдата за руку и велела лежать спокойно, а потом пошла сообщить об этом сестре,