Пропасть - Роберт Харрис

– Приняли.

Премьер-министр постучал по окну кончиком трости. Машина остановилась. Он велел Хорвуду прокатить их вокруг Риджентс-парка.

Венеция взяла его за руку:

– Постарайся хотя бы порадоваться за меня.

– Конечно же, я радуюсь, хотя с самого начала сказал тебе, что просто не в силах понять, как такая умная и утонченная женщина может даже подумать о столь унизительной работе. И как я буду с тобой видеться? Думаю, рабочий день там очень долгий.

– Очень.

– Насколько?

– По десять часов в день. – Он попытался возмутиться, но Венеция оборвала его: – Санитарке полагается три часа для отдыха, приема пищи и личных надобностей. И обучение продлится всего три месяца.

– Не видеть тебя три месяца – для меня это целая вечность! – воскликнул он и, не сдержавшись, добавил: – Боюсь, тебя это не так сильно беспокоит.

– Конечно же, мне тоже не нравится такая перспектива, но я должна найти способ поучаствовать в общем деле.

– Уверен, можно найти способ лучше. Благотворительность?

Она убрала руку:

– Давай не будем больше об этом. Не люблю, когда мы спорим друг с другом. Расскажи лучше, как ты сам живешь.

Но ему не очень-то хотелось рассказывать. Все было безрадостно. Племянника Марго Лахлана Даффа убили в бою, мужа Бланш Эрика Пирс-Сероколда тяжело ранили. Реймонда в конце концов назначили в настоящий полк – Вестминстерский стрелковый, а Беб служил в Королевском артиллерийском, так что теперь, считая Ока, трое его сыновей носили военную форму. Премьер-министр гордился ими – но много ли было шансов на то, что все они останутся целы и невредимы? Под Ипром шли жестокие бои. За две недели армия потеряла тринадцать тысяч солдат. Эта война не была похожа на прежние. Конвейерная бойня.

– Теперь Уинстон предлагает атаковать Дарданеллы, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Но должен сказать, что после его выходок в Антверпене у меня большие сомнения по поводу вторжения в Турцию. Это строго между нами, разумеется.

– Конечно.

Они медленно объехали Риджентс-парк по Внешней кольцевой дороге. Он хотел опустить жалюзи, но Венеция, похоже, была не в том настроении, слегка отодвинулась от него и наклонилась вперед.

– Давай сходим в зоопарк, – внезапно предложила она.

– Ну… раз тебе так хочется.

Когда впереди показался вход в зоопарк, он дал Хорвуду сигнал остановиться.

День выдался холодный, чуть ли не морозный. Но это, по крайней мере, отпугнуло всех, кроме самых упрямых посетителей, и они бродили между клетками и вольерами почти в полном одиночестве. Венеция взяла его за руку. Премьер-министр не любил зоопарки: жалкие, несчастные животные, резкий запах навоза, вонючие, покрытые лишаем шкуры. Они прошли от птиц к обезьянам, и тут Венеция попыталась развеселить его.

– Они напоминают мне парламент. Посмотри, вот Бонар Лоу, – сказала она и направилась к медвежьему вольеру.

– Здесь пахнет страданием, – заметил премьер-министр, указывая тростью на один из загонов. – Вот этот верблюд выглядит особенно унылым.

– Сомневаюсь, чтобы верблюды вообще когда-нибудь выглядели жизнерадостными, даже дикие, – ответила она и потянула его за руку. – Пойдем перед уходом посмотрим на пингвинов.

Пруд по краям покрылся кромкой льда. Птицы неподвижно стояли на камнях, ожидая, когда их покормят.

– Во всяком случае, у моего пингвина была какая-то свобода, – помолчав, сказала Венеция. – Каждое живое существо этого заслуживает. Жестоко отказывать им в полноценной жизни.

– Согласен. Мне противно видеть их в клетках: птиц, львов, слонов.

– И людей тоже, Премьер. Людей в особенности.

Возможно, ему просто показалось, но последняя фраза прозвучала как-то подчеркнуто или даже отрепетированно. Может быть, ради этого она и хотела сюда прийти?

Они возвращались к машине в молчании.

На вокзале Юстон он вызвался донести ее багаж до перрона.

– До следующей недели?

Она поцеловала его в щеку:

– До следующей недели.

Премьер-министр задержался у ограждения, пока Венеция не села, по своей странной причуде, в вагон третьего класса, а потом она уехала.

В полночь он сидел за столом и писал ей письмо. Cri de cœur[35]. Он ничего не мог с этим поделать.

Иногда я думаю, как часто ты бы думала обо мне и как высоко ценила, если бы я не любил тебя так сильно. Это весьма печально, что приходится переживать из-за оценок и суждений самого дорогого для тебя человека, того, кого любишь так сильно.

Он вздохнул и передвинул с места на место фигурки из своей коллекции. Если бы у бедности имелись привлекательные стороны, насколько счастливее был бы мир! Вдалеке часы Биг-Бена пробили двенадцать. Премьер-министр наклонился к футляру для дипломатической почты, где хранил письма, открыл его и достал единственные две ее фотографии, которые у него были. Посмотрел на них и ощутил резкую боль в животе, словно от голода.

Мне пора ложиться спать. Если бы ты отвергла меня (но я знаю, что ты этого не сделаешь), я пошел бы ко дну, глубже, чем можно измерить лотом… Спокойной ночи, любимая.

На Рождество он прислал ей еще два первых издания: «Илиаду» в переводе Александра Поупа и «Кандида» Вольтера. Но она превзошла его ответным подарком: «Антологией любовных сонетов» в кожаном переплете, переписанной ее каллиграфическим почерком, с цветными заглавными буквами, размером больше остального текста, и с иллюстрациями на полях, как в средневековых рукописных книгах. Премьер-министр держал ее рядом с постелью. На изготовление наверняка потребовался не один день кропотливой работы. Когда она это сделала? Вряд ли в последнее время. Вероятно, еще летом, в Пенросе, когда послала ему сорок четвертый сонет: «Когда бы мыслью стала эта плоть, / О как легко, наперекор судьбе…», который он с тех пор считал их сонетом. Тогда все казалось проще.

Он принял решение в новом, 1915 году быть более терпеливым, менее требовательным. Раз уж не удалось отговорить ее от идеи стать медсестрой, то можно хотя бы притвориться, что поддерживаешь этот шаг. Премьер-министр предложил устроить в честь Венеции в доме десять обед в понедельник, 4 января, накануне ее переезда в больницу – «прощальный обед», как он наполовину в шутку, наполовину всерьез это назвал, но она написала, что Монтегю опередил его и пригласил их обоих к себе.

Он купил мне платье на Рождество, и хотя я знаю, что ты мне не поверишь, но оно и вправду довольно красивое. Подозреваю, что его выбирала Вайолет.

Как и все приемы у Ассирийца, обед получился роскошным: лорд и леди Шеффилд, Сильвия и Бланш, Уинстон и Клемми, Марго и Вайолет, Реймонд и Кэтрин, Ок со своим новым другом Рупертом Бруком, Бонги и Диана