Мнимая власть безумия - Марина Владимировна Болдова

брат не отвечал на мои вызовы. Она ответила, что Филипп в душе, и пригласила подняться в номер. Когда я пришел, ее уже не было. Я нашел брата совершенно разбитым, тот даже соображал не очень хорошо. Мелькнула мысль, что, возможно, он под наркотиком. Но Филипп пришел в себя довольно скоро, объявил, что голоден, и тут же заказал ужин в номер. Вот тогда впервые мы с ним говорили об этой женщине откровенно. Ну, как… ни имени, ни кто она, замужем или свободна, он не сообщил. Зато, простите, любовную игру описал в подробностях. И признался, что женщина ему очень дорого обходится. Я только спросил, любит ли он ее? На что тот ответил, что нуждается в ней, как в допинге. И добавил, что никакой наркотик не сравнится с тем действием, какое она на него оказывает. «Я сбрасываю десяток лет, проведя с ней несколько часов. Это – магия, брат!» – с пафосом заявил он. Я же считаю, что он просто тронулся умом. Или она его приворожила. Вы верите в колдовство, месье Казаринов?

– Найдите ее контакт, месье Арман, – не ответил на вопрос Саша.

– А зачем? Он уже недействителен. Еще со вчерашнего дня.

– Но вы же звонили ей, чтобы договориться на встречу?

– На какую? – вдруг запнулся Лафар.

– На которой обсуждали продажу картины. Это же случилось не так давно, буквально на днях? Где вы встречались?

– В воскресенье, двадцать пятого. В лобби-баре, – со вздохом признался Арман.

* * *

Кира Владимировна оставила Леонида одного, сославшись на головную боль. Тот факт, что муж не кинулся за таблетками, говорил о том, что он понял все правильно – не голова у нее болит, а хочется ей побыть одной.

Она ушла к себе и плотно притворила дверь, хотя гостиная находилась в противоположном конце коридора. Да и стены в старом доме были далеко не «картонными», как в новостройках.

Кира Владимировна достала фотографию Николая и отошла к окну. Но в этот раз то ли присутствие в доме Леонида, то ли потому, что никак не могла сформулировать вопрос, задушевного «общения» не получилось. Она долго пересказывала бездушному снимку то, что услышала от Полины, смутно надеясь, что сумбурный рассказ дочери все же уложится в стройный и логический текст и она поймет, есть ли у следствия, то есть у Казаринова, подозреваемые в убийстве ее зятя. И движется ли дело вообще. Но как Полина скакала с темы на тему, так и у нее мысли прыгали с убийства на случившееся с Соланж. Единственный вывод, который Кира Владимировна сделала – несомненно, эти две темы связаны. Практически одновременный приезд братьев Лафар в Россию, страну, не любимую обоими, не мог быть случайным. Ей не нравились оба, но все же Арман вызывал более сильную неприязнь, начиная с первой встречи. Кстати, единственной.

Кира Владимировна запомнила, каким взглядом Арман на свадьбе брата смотрел на Полину. И сколько выпил, становясь все более агрессивным. Тогда мадам Лафар увела его в комнаты очень вовремя, а тот еще пытался сопротивляться. Кира Владимировна уверена, останься он еще на банкете, напился бы до состояния нестояния.

Конечно, вся эта авантюра с продажей дорогой картины была задумана не им одним. Главный мозг «операции» – Луиза. Видимо, им срочно нужны деньги, но у Филиппа свои планы – подарить полотно дочери, поэтому и решили эти двое заранее обработать Соланж. И ведь Арману это почти удалось.

Полина сообщила, что с Лафарами уже поговорил Казаринов, и если Арман не задержан, то значит, оснований обвинять его в убийстве брата нет.

Кира Владимировна убрала фото в тайник (и зачем только прячет?!) и прислушалась: по коридору к ее спальне приближался муж. Вскоре раздался деликатный стук.

– Входи, Леня.

– Прости, Кирочка. Но тебе нужно бы самой на это посмотреть, – Леонид протягивал ей старый конверт.

– Одно из писем? От кого? Почему не подписано?

– Прочти, все поймешь.

Кира Владимировна вынула лист бумаги, сложенный вдвое. Бумага была качественной, только слегка пожелтевшей. Она развернула лист. В правом углу было отпечатано изображение, напоминавшее герб – черный крест, похожий на мальтийский, обвитый виноградной лозой. Текст был написан по-русски каллиграфическим почерком.

– «Дорогая Амалия, наконец-то появилась возможность с оказией отправить тебе весточку, – начала читать Кира Владимировна. – Я понимаю, что мне нет прощения за долгое молчание, но у меня есть оправдание – страх за тебя и твоих близких. Хотя сейчас у вас в стране сменилась власть и, как пишут в газетах, стало больше свобод, но кто знает, надолго ли. Видишь, я уже пишу «у вас в стране», хотя сам русский. И ты, наверное, помнишь меня активным комсомольцем, смело смотрящим в коммунистическое будущее. Все мои идеалы рухнули в один день, ты понимаешь, о чем я. Но не буду о грустном. Человек, который передаст тебе это письмо, у вас в городе будет проездом, поэтому ответа дожидаться не станет, ты не обижайся. О себе расскажу при встрече. Я думаю, она состоится, сестренка, я вышлю тебе приглашение. Приехать самому мне не позволяет здоровье. Молю Бога, чтобы ты получила это письмо, и простила меня. Твой Жора». Тут приписка пониже: «Как там наш сад? И твоя яблоня? Помнишь, где ты закопала свой детский «секретик» – брошку в железной коробочке? Достала ли ты ее?». Леня, Георгий ясно указывал Амалии на клад!

– Да, Кирочка. Только, похоже, она так ни о чем и не догадалась. Несмотря на то, что у нее был рисунок сада… Я понял! Этот рисунок она же и нарисовала, когда закопала свою брошку! Явно рука ребенка… А Георгий с родителями, недолго думая, спрятали бидон с ценностями там же. Думаю, фотографию сделали уже они, на ней видны только дом и эта яблоня. Потом они отдали папку с рисунком и фото Амалии. Но сказать о кладе побоялись. В письме же Георгий намекает ей, чтобы откопала «секретик». Не мог же он в открытую написать правду!

– Похоже, ты прав, Леня.

– Кстати, ты поняла, в какие годы это письмо было написано?

– После смерти Сталина точно. Когда осудили культ личности и началась реабилитация жертв тоталитарного режима. Наверняка, речь идет о хрущевской оттепели. Люди перестали бояться, и показалось, что в стране появилась свобода слова…

– Почему ты говоришь «показалось»? Хрущев много сделал для народа. Зарплаты и пенсии выросли в два раза, квартиры люди получали, рабочий день стал короче. Мои родители, Кирочка, очень хорошо отзывались о Никите Сергеевиче.

– Да бог с ним, Леня! Как узнать, что было дальше? Почему встреча не состоялась? Я от Амалии ни слова не